Борис Жуков - Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

Широко известен, например, тот факт, что Павлов просто запрещал своим сотрудникам при обсуждении поведения подопытного животного использовать «психологическую» лексику («подумал», «надеялся», «понял», «решил» и т. п.) и даже штрафовал их за нарушение этого запрета, то есть действовал в точном соответствии с «программой объективизации» Бете, Беера и фон Юкскюля. Правда, Павлов был все-таки более умеренным объективистом, чем Бете, дозволяя говорить, что собака что-то видит или слышит .

При этом, по Мак-Дугаллу, сами эти действия могут быть весьма различными: например, один и тот же «инстинкт агрессии» может побудить схватить противника за горло, ударить (кулаком или орудием), швырнуть в него камнем, выстрелить и т. д. Таким образом, динамическая форма действия, паттерн поведения не играл в концепции Мак-Дугалла никакой роли – как и в теориях его оппонентов-бихевиористов.

С благодарностью вспоминая его, Лоренц особо подчеркивает, что Хохштеттер «был прирожденным преподавателем сравнительного метода». Именно в годы работы с ним Лоренц пришел к мысли, что этот метод можно применить и в изучении поведения.

С Б. Ф. Скиннером, самым знаменитым представителем бихевиоризма, нам еще предстоит познакомиться в главе 6.

Приношу искреннюю благодарность К. А. Корчагину, указавшему мне на эту мысль английского историка и философа Робина Коллингвуда.

В последние полвека это, казалось бы, абсолютно очевидное утверждение уже не совсем верно (см. главу 8). Тем не менее возможность непосредственного диалога с объектом исследования остается в науках о поведении чрезвычайно ограниченной во всех отношениях.

Как, должно быть, заметил читатель, в этой книге слово «паттерн» используется без перевода там, где речь идет о характерных формах поведения, узнаваемых даже в незавершенном или «стертом» виде. Так оно будет употребляться и впредь, однако именно здесь мне хочется дать русский перевод этого ключевого для этологии термина.

Слово releasing (буквально – «освобождающий», «выпускающий на волю») тут весьма характерно: оно отражает взгляд на поведение как на активное, деятельное начало, которое не только всегда готово «сработать», но и постоянно стремится к этому.

Как позднее выяснилось, генетически задан не абсолютный, а угловой размер подлежащего запечатлению предмета. Поэтому за Лоренцем утята или гусята ходили на почтительном расстоянии, с которого его угловой размер был равен размеру взрослой утки или гусыни. Когда же он заходил в воду и на поверхности оставалась только его голова, птенцы подплывали вплотную.

В то же время публикация статьи в органе Немецкого орнитологического общества – Journal für Ornithologie — многих читателей этого издания возмутила, а некоторые в знак протеста даже вышли из состава Общества. Сейчас уже даже трудно понять, что же так шокировало почтенных орнитологов.

Термин «этология» как название основанного Лоренцем и Тинбергеном направления в изучении поведения имеет свою непростую историю. Как мы помним, Оскар Хайнрот обозначил этим словом изучение сигналов и систем коммуникации у животных. Лоренц первоначально охотно пользовался термином своего учителя – правда, расширив его значение до изучения всех форм видоспецифичного поведения. Именно в таком значении воспринял от него этот термин Тинберген. Однако, став в 1940 году профессором психологии Кенигсбергского университета, Лоренц столкнулся с резким неприятием такого использования слова «этология» со стороны коллег-гуманитариев (полагавших, что понятие «этоса», то есть нравственности, применимо только к людям). Чтобы не плодить лишних конфликтов, Лоренц отказался от слова «этология» (заменив его довольно тяжеловесным оборотом «сравнительное изучение поведения») и призывал своих учеников также не использовать его. Тинберген же продолжал называть свою дисциплину именно так, и с его легкой руки это название широко распространилось в англоязычном научном мире. Примерно в середине 1950-х годов Лоренц, убедившись, что термин «этология» устоялся, а протесты гуманитариев стихли, вернулся к нему.

Надо сказать, что доля орнитологов среди ученых, «приложивших руку» к возникновению этологии, вообще необычайно высока: орнитологами были не только оба ее основателя, но и большинство их предшественников: Ч. Уитмен, О. Хайнрот, Дж. Хаксли, У. Крейг. Как кратко сформулировал один из историков науки, «этологию сделали орнитологи». В качестве одного из возможных объяснений Е. Гороховская указывает на большое сходство в сенсорном восприятии окружающего мира у птиц и людей, что облегчает наблюдателям-натуралистам выявление сигналов и значимых стимулов птиц. Для сравнения: в жизни млекопитающих гораздо большую роль играют запахи, огромная часть которых людям недоступна.

Ныне биостанция «Рыбачий» Зоологического института РАН в поселке Рыбачье Калининградской области.

В значительной мере эту задачу выполнил сам Тинберген в своих книгах «Осы, птицы, люди» и «Мир серебристой чайки», которые я от души рекомендую читателю.

В главе 7 мы увидим, как те же феномены трактует другое направление в исследовании поведения животных – социобиология.

В качестве примера такого поведения Лоренц позже описывал своего ручного скворца, ловившего несуществующих мух: он неожиданно взлетал, щелкал клювом в пустоте, возвращался на жердочку, характерными движениями «убивал» воображаемое насекомое и «глотал» его. При этом птица была сыта, но давно не имела возможности поохотиться.

При этом австрийский клерикализм пытался быть буквально святее (или, по крайней мере, фундаменталистичнее) папы римского. Во время обучения Лоренца в гимназии преподаватель естественной истории, бенедиктинский монах Филип Хебердеи на уроках излагал своим питомцам теорию Дарвина – и ни школьное, ни церковное начальство не видели в этом ничего предосудительного. Два десятилетия спустя ни одно научное учреждение светской Австрии не рискнуло включить в свои планы «сравнительное изучение поведения животных», поскольку такая тематика отдавала чем-то подозрительно эволюционным.

Обратим внимание на этот факт: сын знаменитого венского врача, выпускник медицинского факультета Венского университета, активно интересовавшийся в молодости теоретической психологией, до сорока лет ничего не знал о психоанализе! Помимо всего прочего это дает некоторое представление о глубине отчуждения между сообществами медиков-немцев и медиков-евреев в Австро-Венгрии и Австрийской республике.