Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

И снова я мог провести с Настей всего несколько дней. Расставаться с ней с каждым разом становилось все труднее. Но я должен был как можно скорее вернуться во Флориду, чтобы не пропустить брачный сезон аллигаторов.

Я решил проделать то же самое, что с нильскими крокодилами на озере Туркана: сравнить “песни” аллигаторов, живущих в большом озере и в маленьких прудах по соседству. Для этого я выбрал лесной заказник Окала на берегу озера Джордж.

Леса Окалы – в основном сухие сосняки на песках. Маленькие озера представляют собой либо карстовые воронки, либо “аллигаторовые дырки”, выкопанные многими поколениями аллигаторов. Под песком залегает слой известняка, но кое-где поверх известняка лежит еще слой глины, так что после дождей песчаные дюны пропитываются водой и превращаются в зыбучие пески. Один раз моя машина так увязла в песке, что мне пришлось шесть часов ее откапывать, по очереди поднимая колеса домкратом и подкладывая под них хворост.

Результаты моих наблюдений в Окале получились вполне однозначными. Как и в случае нильских крокодилов, аллигаторы, жившие в одном районе, “пели” совершенно одинаково, независимо от того, обитали ли они в озере Джордж или в маленьких озерах. Стало быть, различия в “песнях” между разными географическими популяциями обусловлены генетически и, вероятно, появились в результате длительной эволюции.

К тому времени, когда я заканчивал работу в Окале, было уже очень жарко, и количество слепней в лесах стало попросту пугающим. К счастью, в этот раз мне не надо было спать в машине, потому что неподалеку жили мои друзья – те самые, в чьем сарае хранились мои книги, мебель и прочие вещи. Каждый раз, собираясь ехать из Флориды в Теннесси, я до отказа забивал машину, постепенно перевозя все, что можно, в Настину квартиру.

Насте привозимые мной вещи служили постоянным поводом для шуток. После нескольких лет почти непрерывной работы в поле одежды у меня осталось совсем мало, зато накопилось огромное количество сетей, сачков, ловушек, фонариков, подводного и пещерного снаряжения, оптики (включая цейсовский микроскоп, который моя семья сумела сохранить в двух мировых войнах), ультрафиолетовых ламп для ловли скорпионов и научных журналов на разных языках. Было там и несколько ящиков красивых ракушек, собранных мною в детстве, до того, как коллекционирование раковин стало серьезной экологической проблемой.

Кипарисовое болото. Луизиана

Тем временем Настя обучалась на курсах дайвинга. Мы знали, что летом будем в местах, где нырять придется постоянно. Я вернулся в Ноксвилл как раз к ее выпускному экзамену, который проходил в старом затопленном карьере. В этот день случилась очень сильная гроза, так что вдобавок к ледяной воде Насте пришлось терпеть проливной дождь, крупный град и шквальный ветер, пока она готовилась к погружению. Но она блестяще прошла все тесты и получила большое удовольствие. Прозвище “Русалочка”, которое я ей дал при нашей первой встрече, оказалось удачным во многих отношениях. Семестр у нее в университете закончился, так что мы тут же поехали во Флориду, радуясь возможности путешествовать вместе.

В Майами я встретился со Стивом, моим научным руководителем. Он по-прежнему считал, что мои исследования продвигаются успешно, а я по-прежнему совершенно не был в этом уверен. У меня накопилась гора данных по двум третям от общего количества видов крокодиловых, но на многие вопросы мне пока не удалось найти ответ.

Мы с Настей поехали на север вдоль западного побережья Флориды, остановились на Кристал-Ривер, чтобы понырять с ламантинами, и добрались до Луизианы. Мне надо было закончить сбор данных с “точки” в пойме Миссисипи, где я не довел работу до конца в предыдущий сезон.

К тому времени начались летние дожди. Мы едва не попали в смерч на длинном мосту, ведущем в Новый Орлеан. Я очень люблю “гонки за торнадо”, популярное хобби многих жителей Великих равнин, и с удовольствием проехал бы пару дней вместе с грозовым фронтом, чтобы поснимать смерчи и прочие интересные метеорологические явления, но нам надо было спешить: до конца сезона аллигаторовых “песен” оставалась всего неделя.

Одной штормовой ночью мы ехали через небольшой заповедник, затерянный среди прибрежных болот Алабамы, и увидели, что дорога сплошь покрыта лягушками. Я принес нескольких в машину, чтобы сфотографировать. Мы совсем было увлеклись съемкой, как вдруг позади остановился полицейский джип. Я не раз замечал, что полицейские никогда не упускают случая заглянуть в стоящую в безлюдном месте машину, явно надеясь испортить удовольствие какой-нибудь влюбленной паре.

– Что это вы тут делаете? – спросил полицейский таким грозным тоном, как будто ожидал услышать в ответ, что мы обсуждаем планы захвата Форт-Нокса с целью хищения золотого запаса США или, еще хуже, занимаемся сексом в неположенном месте.

– Фотографируем лягушек! – ответили мы.

Выражение разочарования на его лице напомнило мне полицейских, которых я встречал в Мозамбике.

Встречи с чересчур любопытными полицейскими – постоянный источник неприятностей для многих полевых биологов. Как-то раз меня остановили поздно ночью, когда я ехал по дороге, которую пересекало множество мигрирующих тритонов. По-видимому, стражам порядка показалось странным, что я ехал зигзагом. Я честно объяснял, что пытался не наезжать на тритонов, но они не слушали и заставили меня пройти целую кучу тестов. Только через полчаса я наконец-то добился, чтобы меня выслушали, и рассказал про удивительный жизненный цикл тритонов и важность их охраны. Когда полицейские наконец сели в машину и уехали, я был рад видеть, что и они едут зигзагом.

Но не все подобные истории хорошо кончаются. Стив, как и я, в юности подрабатывал ловлей змей для серпентариев. Однажды он возвращался домой под утро после ночной ловли гремучих змей и остановился на бензоколонке, чтобы выпить кофе. Пока он сидел в кабине своего пикапа со стаканом в руке, появился полицейский и стал допытываться, что содержится в деревянных ящиках в кузове.

– Гремучие змеи, – ответил Стив.

– Прекратите дурацкие шутки! Откройте ящик! – закричал полицейский.

– Не могу, – сказал Стив, – там внутри змеи.

Полицейский выхватил пистолет и, не слушая Стива, открыл один из ящиков. Оттуда поднялась рассерженная змея. Полицейский отскочил в таком испуге, что прострелил себе ногу. В результате Стива судили за то, что он якобы подверг опасности жизнь офицера полиции. Его фотопортрет из протокола о задержании теперь висит у него на двери кабинета.