Олег Вороной - Под знаком тигра

Испугался я тогда сильно — ничего ведь, гадость, не боится!

И главное, выбрал мешок с той самой, рекордной, рыбиной!!

Я читал, что тигры при случае не брезгуют рыбой, но специально, как медведи, они рыбу почти не ловят. Но чтобы здоровенный тигр воровал рыбу на глазах у людей из автомобиля?! Вот ворюга! И всю охоту к рыбалке отбил!

Ворюга!

Бог свидетель: не хотелось мне ехать. Хоть и пришла долгожданная весть, что обнаружены следы дальневосточного леопарда в заповедном районе, где когда-то он обитал. И вдруг сплошные сомнения. Но куда деваться — поехал.

Как чувствовал: вместо следов редчайшего зверя — следы обыкновенной рыси. Целый день прошел напрасно! Останавливаюсь в задумчивости. Чем же сейчас заняться? Возвращаться на кордон неохота: никакого интереса сидеть в избушке одному, а потом готовить ужин для себя и сотрудников, которые придут затемно. Скучающе оглядываю обступившие со всех сторон сопки и неожиданно понимаю, что с утра шумевший ветер куда-то исчез, захватив с собой сероватые зимние облака. Близкий купол неба словно опирается на вершины седых сопок и светится ослепительной лазурью. Розовеющее вечернее солнце приятно пригревает: ласкает застывшую за зиму землю.

— Хорошо-то как, Господи! Да ведь сегодня ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ!

Наполненный желанием отрешиться от забот человеческих и воспарить над суетой земной, поднимаюсь по склону сопки и с удивлением обнаруживаю все признаки новорождённой весны: пряные проталины, осевший голубоватый снег, набухшие почки, прошлогодние зелёные травинки, робко выглядывающие из-под ледяных кристалликов.

— А краски-то, краски какие вокруг!

Путь загородила сухая валежина, словно приглашая присесть, дать отдых уставшим ногам и насладиться в полной мере тишиной, весной, природой да записать впечатления дня в дневник. Строчки неторопливо ложатся на розовые от закатного света страницы. Последнее предложение, но рука испуганно дёрнулась от громкого звука треснувших рядом сучьев, наискось прочертив линию от незаконченного слова через весь лист.

Сквозь густой кустарник полыхнул на солнце бок зверя.

Тигр!

Совсем близко!

Я замер, надеясь остаться незамеченным. Все мысли и чувства заполнило только одно — передо мной тигр!

А он, выйдя из зарослей, сразу же заметил меня. Мгновенно подобрался, уши стали торчком, глаза блеснули зелёным светом.

Этот леденящий взгляд проникает в самую душу. Вот это зверюга! Меня вдруг затрясло от громовых раскатов тигриного рыка: словно гигантские каменные глыбы перевернулись, сталкиваясь друг с другом и оглушительно грохоча. Казалось, всё вокруг трясётся от такого звука. Вот это глотка! Влажно блестевшие клыки чётко видны в приоткрытой пасти. Они будто нацелились на меня и, покачиваясь в такт быстрым шагам, стремительно приближаются. А у меня никакого оружия — только ножик перочинный!

Ноги мои подбрасывают тело в боксёрскую стойку, обречённо дрожат. Ладони беспомощно мельтешат перед лицом, отгоняя непрошеное видение. Голос, отчаянно вырвавшись из сдавленного страхом горла, всхрапывает:

— Уходи! Уходи отсюда! Я тебе ничего плохого не сделал! Уходи!

Не дойдя до меня несколько шагов, тигр… останавливается. В памяти лихорадочно вспоминается всё услышанное, прочитанное о поведении человека при встречах с крупными хищниками: «Взять себя в руки! Не поворачиваться к тигру спиной! Не отводить взгляд! Не делать резких движений! Не переставать с ним разговаривать!»

И отчаянный, бессмысленный монолог побежал с моего языка и, казалось, полился тигру в морду холодной струёй:

— Киса, ты же умница, большая, сильная, зачем тебе меня трогать? Ну давай разойдёмся. Я — туда, а ты — в другую сторону. Я тебе ничего плохого не сделаю, у меня даже оружия нет. Ну уходи, пожалуйста! Отпусти меня!

Тигр не двигается. Глаза его желтеют, тёмные зрачки уменьшаются и смотрят мимо меня. Понемногу успокаиваюсь и я. Закаменевшие мышцы медленно расслабляются. Сердце, колотившееся в горле и где-то в ногах, опускается, поднимается, соединяется в одно, возвращается на место. Улеглись и волосы, недавно от ужаса безысходности рвавшиеся вверх и, казалось, отрывавшие макушку.

Пока говорю, тигр не собирается нападать, пока смотрю ему в глаза, он не смотрит на меня. Может, рискнуть уйти? Дрожащая нога медленно приподнимается. Шаг назад. Сухой хруст сминаемых листьев пробивается через беспрестанный разговор с тигром к его ушам. Резкий поворот тигриной головы — и замерцал мех от каждого шага заходящего за мою спину зверя.

Неотрывно следя за действиями таёжного владыки, поворачиваясь к нему, пытаюсь подальше отогнать страх, перехватывающий горло. Понемногу перестают дрожать колени; монолог, превратившийся в молитву, звучит увереннее, спокойнее.

Успокаивается и тигр. Он останавливается, равнодушно оглядывается вокруг, словно рядом и нет никакого человека, — но его подвижные уши сторожат меня, не отвлекаются. А я умоляю и умоляю царственного зверя освободить меня от его присутствия, уйти и больше к человеку так близко не приближаться!

Язык послушно работает, а голову распирает один-единственный вопрос: «Что делать? Что делать? Что делать?

Зажечь спички? Хорошая мысль! А может, закурить? Вдруг запах дыма убьет его желание познакомиться со мной поближе?»

Рука тихонечко заползает в карман, нащупывает коробок спичек и извлекает эту маленькую надежду на свет божий. Пустой! Запасные спички в рюкзаке, в боковом кармане. Спиной ощущаю, как они там лежат, уютненько завернутые в полиэтиленовый пакет.

Пробую скинуть с плеч лямки, но это движение выводит тигра из спокойного состояния, и он с угрожающим видом делает несколько шагов ко мне, опять норовя зайти со спины.

Поворачиваюсь к нему, уговариваю, умоляю одуматься и понемногу снимаю рюкзак. Вот он, родимый, уже в руках! Но под моей ногой вдруг громко хрустнула веточка.

Резкий поворот — и тигр, низко пригнув голову, решительно двигается на меня.

На спине его при каждом шаге поднимаются и опускаются бугры лопаток, словно отсчитывая каждый метр. Хвост полосатым удавом извивается то с одного бока, то с другого, подстегивая своего хозяина подойти ближе, ещё ближе. Он словно передаёт состояние натянутых до предела тигриных нервов, выписывая в воздухе дикую диаграмму. Прижатые уши тигра красноречивее всего свидетельствуют о серьезности его намерений.

Мои руки, стиснувшие рюкзак, немеют, не способные остановить полосатого дьявола…

Но тот опять останавливается, опять не может перейти границу, вымоленную мной у всех возможных богов и очерченную человеческой волей. Тигру не дано, оказывается, долго быть с натянутыми до отказа нервами. И неожиданная зевота искажает мгновение назад такую хищную и решительную морду. Челюсти словно отталкиваются друг от друга, из глотки вылетает рокочущий стон нервного расслабления. Алый язык выгибается, слюна тягуче шлепается на сухие листья. Клинки громадных клыков янтарно светятся на солнце: раздвинулись, подрагивая в зевоте, и с хищным лязгом сомкнулись. Во время зевка глаза его меркли, закрывались, но, как только захлопнулась пасть, вспыхнули удивленной желтизной от нескончаемой монотонности человеческой молитвы.