Джон Дэвис - Операция Носорог

Я тоже висел на дереве. Дерево было удобное, с ветвями наподобие ступенек, и с него открывался хороший вид. Огромный серо-белый зверь, последний носорог на Руйе, фыркая, прижав уши, изогнув кверху хвост, топал вниз по берегу, курсом на прорезанные рекой холмы. Вон он… Я смотрел с дерева, как затравленный носорог спасается бегством, я долго провожал его взглядом, а он бежал с треском, с грохотом вдоль Руйи, становясь все меньше и меньше, мелькая между деревьями, и могучая серая спина нырнула в траву между холмами, удаляясь в лиловую мглу там, где Руйя становилась Луйей. Вот промелькнула в последний раз. И пропала.

Я спустился с дерева, радуясь, что пришел конец нашим похождениям на Руйе. Спрыгнул на землю, посмотрел на Томпсона, который тоже слезал с дерева, и подумал: «Стало быть, не Томпсона судьба взяла на мушку». Завтра приедет Куце, он возглавит операцию в Мусусумойе и затем в Гокве, а когда кончится месяц его руководства, уже хлынут дожди.

— Ну, что — альбинос? — спросил я.

— Не знаю, — ответил Томпсон.

Было уже довольно поздно, когда мы от мозамбикской границы вернулись в лагерь старины Нормана. В этот последний день мы покрыли с полсотни километров, преследуя большого белого самца, с самого утра у нас не было во рту ни крошки, и мы ужасно устали. В лагере старины Нормана пылали два новых больших костра, вокруг них сидело множество африканцев, появились еще два «лендровера» и прибавились две палатки. «Лендроверы» принадлежали британской южноафриканской полиции, на них приехали полицейские офицеры. Вместе с ними приехали констебли и старший сержант — африканцы. У больших костров сидело и стояло около сотни африканцев, тридцать пять из них — в наручниках. Тридцать пять браконьеров, остальные — помощники и свидетели старины Нормана. На походных столах перед полицейскими палатками стояли две пишущие машинки, горели фонари; два офицера стучали по клавишам, а сидящий напротив них полицейский-африканец переводил показания свидетеля. Старина Норман сидел у своей палатки за походным столом, заваленным бумагами, и тоже занимался свидетелями. Стоял гул множества голосов. Один только Томпсон знал, что у старины Нормана было задумано ударить по браконьерам в этот день, и нас поразило небывалое оживление в неожиданно разросшемся лагере Нормана. Наши рабочие удивленно восклицали: «Ух ты! Сколько полицейских!» — а мы улыбались. До чего же приятно было видеть, как тридцать пять приунывших негодяев в наручниках сидят у костров под охраной полиции. Томпсон расплылся в улыбке.

— Поздравляю! — Он прошагал через весь лагерь и протянул руку старине Норману.

Старина Норман поднял на него глаза поверх очков, щурясь от яркого света фонаря; из-за царившего в лагере шума он не слышал, как мы подъехали.

— Да, удачный выдался денек, — сказал он.

— Поздравляю, старина Норман.

— Спасибо, спасибо. — Норман мягко улыбнулся, поправляя очки. — Нам сегодня здорово повезло.

Руки в бока, рот до ушей, Томпсон любовался зрелищем тридцати пяти подонков, сидящих вокруг костра.

— Красота!

— Пойдемте, что покажу, — тихо произнес Норман, очень довольный собой.

Мы пошли, не переставая восхищаться им. В свете фонаря на брезенте у полицейской палатки аккуратными рядами была разложена целая коллекция оружия, снабженного ярлычками.

— Здорово! — сказал Томпсон. — Чертовски великолепно!

Девять единиц огнестрельного оружия: три винтовки, из них две в отличном состоянии, одна малокалиберка и пять допотопных шомполок. Все тщательно вычищены. Тут же лежали найденные вместе с ними боеприпасы. К старым шомполкам приложены гвозди, подшипники, гайки, болты, куски проволоки — материал для картечи. Рядом — патронные сумки, банки и бутылочки с порохом.

— Красота! — улыбался Томпсон.

Мы все улыбались.

— Это вот изготовлено в тысяча семьсот каком-то году, — сказал старина Норман, поднимая с брезента шомпольное ружье.

Мы осмотрели его — чудесное старинное ружье с великолепным резным прикладом.

— Порох для детонации засыпаешь сюда, — Норман показал на вороночку рядом с курком, — потом добавляешь еще порох через дуло, это основной заряд, сверху сыплешь гвозди, гайки и болты. Делаешь пыж из травы или еще из чего-нибудь и ба-бах!

Детонирующий порох должен был воспламеняться искрой, высекаемой курком из кремня, но браконьерам негде было взять кремни, и они поджигали порох спичкой. Поджег, прицелился и держи зверя на мушке полминуты и больше, пока не бабахнет основной заряд, окутывая ружье и тебя облаком дыма. Всякое случалось на охоте. Не один охотник сам оказывался жертвой разорвавшейся шомполки.

— Чертовски великолепно!

— Они все исправны?

— Все, — ответил старина Норман.

Я взял другую шомполку, самодельную. Стальная трубка укреплена на деревяшке, играющей роль приклада.

— Черт-те что, — сказал я; спусковой механизм отсутствовал, но хозяин ружья смастерил некое подобие казенника. — Не хотел бы я охотиться с таким оружием.

— Да, не всякий отважится стрелять из такой шомполки, — согласился старина Норман.

Как не восхититься отвагой негодяев, которые выходили один на один против слона, или буйвола, или носорога с таким никудышным оружием, стреляя гвоздями, болтами и кусками проволоки. Если бы не отвратительный факт, что, как правило, они только калечили зверя и он, претерпев адские муки, становился отшельником.

— Подонки.

— А что за порох? — спросил я.

— Порох разный, — ответил старина Норман. — Тут всего понемногу. Есть самодельный — из минеральных удобрений, есть составленный по всем правилам, кое-что добыто из патронов. Кто как сумел.

— Чертовски здорово, Норман, — сказал Томпсон.

— Попробуем выстрелить, — предложил я.

— Идет, — согласился Томпсон; у него было отличное настроение. — Держать будешь ты.

— Нет уж, — возразил я. — Держи ты.

Рядом с огнестрельным оружием лежал лук с запасом стрел. Лук был сделан мастерски. Стрелы оснащены куриными перьями, наконечники — железные, позади наконечника древко обмотано волокном с ядовитой пропиткой.

— Чертовски очаровательно.

За луком и стрелами на отдельном брезенте было разложено множество ловушек. Два объездчика-африканца распутывали их и сортировали. Они встретили нас улыбкой.

Мы насчитали семь-восемь десятков больших петель из стального троса толщиной три восьмых дюйма — старый трос с рудников. «Ржавчину» — окисную пленку — наводили для маскировки, когда накаляли трос, чтобы уменьшить его упругость. Некоторые ловушки были привязаны к толстым колодам длиной до трех метров, призванным душить животное и оставлять широкий след для браконьера. Больше трехсот силков из луба баобаба предназначалось для цесарок.