Станислав Востоков - Остров, одетый в джерси

— Потому что их убивают. Я, например, 25 человек убил.

Теперь мы молчали гораздо дольше. Минут десять молчали. Думали о браконьерах, которых убил Мриген, и о слонах с носорогами, которых он этим спас. Как-то криво все получалось. Вроде и животных жалко, и людей. Но людей-то жальче. А более всего — Мригена, которому, спасая жизнь одних, пришлось отбирать ее у других. Косо как-то все выходило. Не по-человечески, да и не по-звериному. Фиг его знает, как выходит.

Небо сразу как-то опустилось ниже и набухло. Можно было подумать, что оно готовится поразить в нашем лице все человечество за неправедную жизнь.

— Нехорошие люди у мертвых слонов бивни отрезают, а потом из них фигурки животных делают.

Мриген посмотрел на нас, и мы пожали плечами. Мол, что тут спорить, делают.

— Но живой-то слон красивее!

— А нехорошим людям красота без разницы. — заметил Кумар. — Им деньги нужны.

Мриген подумал и поправил.

— Много денег.

Кумар задумался и не согласился.

— Нет, не много денег.

— Почему? — удивился Мриген.

— Потому что: очень много денег!

Мриген кивнул. Он тоже считал, что браконьеры хотели бы иметь такое огромное количество денежных знаков!..

— А у меня зарплата маленькая, — сказал вдруг Мриген.

— У всех хороших людей зарплата маленькая. — согласился Кумар.

— Поэтому я ресторан держу.

— А там у тебя большая зарплата? — насторожился Кумар.

— Нет, тоже маленькая.

— А две зарплаты вместе?

— Все равно маленькая. У нехороших людей куда больше.

— Да, да, — согласился Кумар. — Я тоже получаю мало.

Он подозрительно посмотрел на меня.

— А ты почему молчишь? Ты сколько получаешь?

— Даже сказать стыдно, — отвечаю. — Почти ничего и не зарабатываю.

— Ты, наверное, очень хороший человек! — закачал головой Мриген.

— А самые хорошие люди вообще ничего не получают, — согласился Кумар.

— Самые хорошие люди, наверное, за свою работу еще и доплачивают.

Мриген мечтательно посмотрел на вдруг поголубевшее небо, которое, будто бы вспомнило о существовании хороших людей.

— Вот бы таких в ресторан нанять!

Глаза Мригена сияли как две яркие черные лампочки. Я подумал, что это лицо хорошо бы смотрелось под поварским колпаком, но никак не с прикладом у щеки. Щеки у Мригена были совсем не военные. Румяные и домашние.

— А теперь я расскажу, что меня волнует, — сказал Кумар. — Меня проблема коридоров волнует.

— Ничего себе, — подумал я. — Коридоры его волнуют! Животные его не волнуют, а коридоры беспокоят! А почему не балконы?

Мысли Мригена, очевидно, двигались в том же направлении.

— А почему не балконы? — спросил он.

Кумар часто захлопал глазами. Если бы его веки были ладонями, то можно было бы сказать, что он бурно аплодировал.

— Балконы? Какие балконы? Я говорю о коридорах.

— Ха! — сказал Мриген и посмотрел на меня, как бы приглашая присоединиться к своему смеху. — Он не знает, что такое балкон! Скажи, что ты еще и о ванной не слышал!

Однако я присоединяться не торопился. Я сначала хотел семь раз отмерить, прежде чем один раз посмеяться.

— При чем тут ванная! — развел руками Кумар. — Я говорю о коридорах между заповедниками. Если один заповедник для слонов, например, слишком маленький, то можно несколько их соединить коридорами и слоны смогут ходить из одного в другой, как по одному большому заповеднику.

— Вот здорово! — обрадовался я. — Слоны в коридоре! Во придумали!

— Сам догадался? — спросил Мриген.

— Это западные ученые придумали. А я их идею в жизнь воплощу.

— Обязательно воплоти, — согласился Мриген. — Только покрепче коридоры делай, чтобы через них нехорошие люди не прошли.

— Это меня один миллионер попросил на его деньги заповедник сделать, — рассказывал Кумар. — И он хочет, чтобы там слоны были. А я ему сказал, что этот заповедник маленький, для слонов еще один купить надо и между ними коридор сделать. Поэтому меня очень проблема коридоров волнует.

— Молодец, Кум! — сказал Мриген. — Можно, я тебя просто Кум буду называть?

— Можно, — согласился он. — А «арагурубаран» вообще не говори.

— А тебя что волнует? — спросил меня Мриген. — Ты почему молчишь?

— Я не молчу. Меня гиббоны волнуют. Выучусь здесь и поеду гиббонов охранять, заповедник делать. Потом все туда будут приезжать, чтоб гиббонов послушать. Знаете, как гиббоны поют? Как соловьи! С коленцами, с раскатами!

— Мы к тебе обязательно приедем, — пообещал Мриген. — Ты только напиши, как добраться.

— Да меня там все знают! — почему-то сказал я. — В аэропорту спросите, где Стаса найти, вам покажут. Главное, страну запомните — Камбоджа.

— Я знаю, — сказал Кумар, — рядом с Индией, недалеко. Только я что-то ваших гиббонов у нас не слышал.

— Так там же горы, — объяснил я. — Мамонтов хребет. Он песне мешает. А вот во Вьетнаме гиббонов слышно.

В этот момент дорога перед нами взметнулась в небо, и мы стали подниматься по крутому склону.

Вдруг над нами кто-то крикнул:

— Край!

Мы остановились на склоне и оглянулись.

Весь остров лежал, развернувшись перед нами. Он был похож на невероятный кленовый лист, упавший с небесного дерева в озеро мирового океана. Между прожилками-дорогами лежало двенадцать зеленых парижей.

— Красивый край, — сказал Мриген. — Но кто это кричит?

Мы подняли головы и увидели два черных крыла, которые несли по воздуху белую чайку.

— Край! — орала она. — Край! Край!

— Неспроста она орет, — понял Кумар. — Надо идти поосторожнее.

Тут впереди послышался громкий плеск. Можно было подумать, за холмом отряд солдат полоскает в реке свое белье.

Внезапно мы выкатились на утес, который обрывался прямо в Ла-Манш. Мы стояли на краю острова.

Вода залива была похожа на серое картофельное поле, которое отчего-то шевелилось и поднималось волнами. Казалось, что это его толкает изнутри созревающая картошка. Далеко за картофельным полем виднелась темная полоса. Позже я узнал, что эта полоса — Франция.

— Удивительно, — размышлял я, — за спиной Англия, впереди Франция. Чего я здесь делаю — русский?

Но это я потом размышлял, а тогда мы сели на гранитные камни и стали смотреть на волны, совершенно бездумно.

Теперь я увидел, что и волны залива были гранитными. С каменным треском они стукались друг о друга и с хрустом наваливались на берег.

— Так остров и появился, — подумал я. — Навалило гранита из моря, и получился остров.

— Рай! — закричала чайка. — Рай!

— Рай это когда тепло, — не согласился Кумар. — Когда ветер хотя бы умеренный.

И верно, волосы на его голове метались как черное пламя, чего, конечно, не смогли бы делать при умеренном ветре. Пламя это то поворачивало на юго-восток, то вдруг отклонялось к северо-западу.