Алексей Калиновский - О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии [litres с оптимизированной обложкой]

Как это всегда бывает, именно под вечер в клинику зашел мужчина с довольно крупным кобелем среднеазиатской овчарки. Мне много приходилось работать с этими собаками в доветеринарный период в питомнике Автомобильного завода имени Ленинского комсомола, а короче АЗЛК, поэтому я не понаслышке знал их злобу, бесстрашие и неукротимый нрав. А еще сталкивался с этими собаками в горах Таджикистана, где два лета трудился рабочим в археологической экспедиции. Когда ночью слышишь их рык вблизи лагеря, охота выйти по нужде из палатки сразу пропадает. Но надо видеть этих гигантов, когда они заходят в клинику. Так мы в детстве тихонько заходили в кабинет советского стоматолога, пытаясь убедить доктора, что уже ничего не болит. Сама покорность и невинность.

После традиционных приветствий и первоначальных записей в историю болезни я поинтересовался причиной визита. Кобель с виду был абсолютно здоровым.

– Доктор, посмотрите на его мошонку. Она какая-то большая стала.

Я посмотрел туда и увидел, что между задних лап у собаки действительно болтается огромная мошонка, явно с опухолью внутри. Мануальный осмотр только подтвердил мои опасения.

– К сожалению, не могу сказать вам ничего хорошего. Это опухоль, которую надо оперировать. Другое дело, что опухоль может быть доброкачественной, тогда вопрос метастазирования и дальнейшего лечения отпадет сам собой.

У меня есть привычка все подробно объяснять владельцам, чтобы те знали, что будут делать с их животным и что ожидает их самих. Поэтому я на пальцах начал растолковывать, что придется удалить оба семенника вместе с мошонкой. Но есть маленький шанс, что мошонку удастся сохранить и тогда будет видимость того, что кобель не кастрирован. Я даже дошел до того, что, если все пройдет без осложнений, то есть возможность установить протезы семенников.

Хозяин внимательно слушал меня. Он соглашался с каждым моим словом, время от времени задавая вопросы. И когда я уже закончил свой рассказ, хозяин как-то встрепенулся и спросил:

– А вот если мошонку сохранить, то там же будет пустота?

– Да, – бодро ответил я. – Но природа все предусмотрела. Она не терпит полостей, которые не предусмотрены ею самой, и эта пустота начнет заполняться соединительной тканью.

– Ага, а если туда проникнет космос?

Мой поток красноречия прекратился, как будто закрыли кран в ванной. Вот о космосе я-то и не подумал. Да откуда он вообще взялся, этот космос? В голове сразу появилась догадка, что кто-то из нас хорошо проштудировал методичку под многообещающим названием «Как управлять Вселенной, не привлекая внимания санитаров». Но я точно знал, что это был не я. И тут до меня дошло. На улице стояла вторая половина марта.

Теперь я все понял: разговор надо поддерживать, причем с умным видом и каменным лицом.

Как только первая космическая частица залетела в мошонку, мой ассистент Люда, которая сидела рядом и крутила салфетки, как-то резко подхватила марлю, бикс [9] Бикс – стерилизационный контейнер. и со словами «Если что, я в операционной» скрылась за дверью. Значит, звездные войны мне придется вести одному.

Хозяин кобеля рассуждал очень спокойно и, со своей точки зрения, здраво. Я вторил ему, боясь допустить даже намек на улыбку. Если бы в дискуссии принимали участие астрономы, астрофизики и астрологи, то они имели бы бледный вид. В означенное место у нас залетали планеты, галактики, знаки зодиака, а также комета Галлея. Все наши разговоры сопровождались каким-то странным хлюпаньем из операционной. Там постоянно что-то падало и каталось.

Как ни обидно, но любой интересный разговор подходит к концу. Так и тут. Мы точно договорились об одном: что никаких черных дыр в мошонке не будет, потому что они затягивают в себя все что ни попадя, а это ну никак не пойдет на пользу собаке. На том мы и расстались.

Через минуту после того, как наша пара покинула клинику, дверь в операционную тихо открылась, и оттуда выпала Люда. Она лихорадочно пыталась сделать вдох, размазывая по лицу косметику свеженакрученными салфетками. Ее душил смех.

– Алексей Анатольевич, ну и выдержка у вас, – только и смогла сказать она.

На что ни пойдешь, чтобы вылечить не только животное, но и его владельца.

В конце 1990-х мы с женой решили переехать жить в Канаду. В 1995 году я стал первым российским врачом, который был принят в American Animal Hospital Assosiation (а говоря по-русски, в Ассоциацию ветеринарных клиник Северной Америки), поэтому каждую весну мы летали в Штаты на конференцию ассоциации, а заодно зависали там на месяц, путешествуя. Нам там все нравилось – и образ жизни, и люди, и отношения между ними, поэтому в один прекрасный день мы решили переехать туда. Тогда мы ни от чего не бежали, нам просто захотелось там жить. Ну хочется же кому-то жить на Бали. Переезд в США был затруднен, а вот Канада с удовольствием принимала иммигрантов, если они соответствовали требованиям. Как выяснилось, требованиям соответствовала моя жена, которая по образованию была инженером связи, ни дня не работала по специальности, но как специалист нужна была Канаде.

Не буду описывать как мы собирали документы, как адвокаты занимались нами, заполняя анкеты. Особенно не буду говорить, во сколько мне это обошлось. Но оно того стоило. Анкеты были отданы в посольство, и мы стали ждать интервью. Интервью было последней инстанцией, и если на нем говорили «да», то оставалось только пройти медкомиссию и получить визу.

И вот настал день, когда мне позвонили и назначили дату и время интервью. Точно помню, это был вторник, тринадцатое октября, девять утра.

Мы приехали в посольство, как и полагается, минут за пятнадцать до назначенного времени. Нас проводили в комнату ожидания. Мы уже привыкли к пунктуальности и обязательности граждан Северной Америки, но в этот раз в назначенное время никто не появился. Мы сидели, рассматривая картинки в журналах. Минут через сорок вошел мужчина, который сразу прошел в комнату для интервью. За ним вошла молодая женщина. Еще минут через десять она вышла и пригласила нас.

Войдя, я увидел за столом существо мужского пола, в неглаженной и явно несвежей рубашке, с трехдневной щетиной и всклокоченными волосами. А главное, в комнате висел стойкий аромат, который появлялся у меня в операционной, когда в нее с утра заходил старший фельдшер оперблока. Это был запах перегара. Но тот, кто исторгал этот аромат сейчас, превзошел даже уважаемого фельдшера. Создавалось такое впечатление, что он долго штудировал нетленку Венички Ерофеева и претворил в жизнь прочитанное. В воздухе явно улавливался запах хорошего джина, выдержанного коньяка, дорогого виски, а запито это все, судя по запаху, было коктейлями «Слеза комсомолки», «Поцелуй тети Клавы» и «Ханаанский бальзам».