Джеральд Даррелл - По всему свету [сборник]

Передо мной, судя по всему, был мангуст, но очень уж непохожий на виденных мною прежде мангустов: подвижный курносый нос, горящие каким-то фанатичным блеском глаза… И я уже не сомневался, что габариты его — плод обжорства, а не продукт природы. Коротенькие ноги оканчивались стройными лапами, и, труся по клетке, тучный зверек перебирал ими так часто, что они почти сливались. Принимая от меня очередное лакомство, он всякий раз взвизгивал, точно укоряя меня за то, что я подбиваю его нарушать диету.

А я был так очарован, что не успел опомниться, как уже скормил лакомке весь припасенный сахар. Убедившись, что угощения больше не будет, зверек страдальчески вздохнул и затрусил обратно к своей постели. Через две-три секунды он опять крепко спал. И я твердо решил: если только в той области, куда я еду, водятся кусимансе, все сделаю, чтобы добыть себе хоть одного.

Три месяца спустя я находился в сердце дождевых лесов Камеруна, и мне представились неограниченные возможности поближе познакомиться с кусимансе. В этих краях они входили в число наиболее распространенных представителей рода мангустов. Сидишь в тайнике в лесу, подстерегая совсем других животных, смотришь — идет кусимансе.

Первый из них неожиданно для меня вынырнул из зарослей на берегу небольшой речушки. Долго я смотрел с улыбкой, как он демонстрирует свое искусство краболова. Войдя в мелкую воду, зверек длинным курносым носом (надо думать, он при этом задерживал дыхание) принялся переворачивать все камни на дне, пока не напал на крупного черного пресноводного краба. Ни секунды не медля, схватил его зубами, быстрым движением головы выбросил на берег и сам, пища от радости, выскочил следом, после чего затеял пляску вокруг своей жертвы, покусывая ее. В конце концов он умертвил добычу. Но когда один особенно крупный краб изловчился ущипнуть клешней вздернутый нос охотника, я не мог удержаться от смеха, и мангуст улепетнул в лес.

В другой раз мне довелось наблюдать, как курносый мангуст без особого успеха пытался, применяя ту же тактику, ловить лягушек. Видно, это был еще молодой и неопытный лягушколов. Он долго рыскал кругом и принюхивался, наконец, обнаружив лягушку, швырял ее на берег, но, пока сам добирался до суши, опомнившаяся добыча давно уже успевала вернуться в воду, и приходилось начинать все сначала.

Как-то утром один местный охотник принес ко мне в лагерь небольшую корзину из пальмовых листьев, в которой лежали три удивительнейших крохотных существа. Сами величиной с новорожденных котят, совсем малюсенькие ножки, какие-то облезлые хвосты. Торчащая кисточками ярко-рыжая шерстка придавала им сходство с не совсем обычными ежами. Пока я рассматривал их, пытаясь определить, они подняли свои маленькие рожицы и уставились на меня. При виде розовых упругих носиков я тотчас понял, что это кусимансе, притом совсем юные, потому что глаза у них только что открылись, а зубы и вовсе не прорезались. Я был весьма доволен таким приобретением, но, когда, расплатившись с охотником, начал прикидывать, как кормить этих младенцев, понял, что задача эта может оказаться непосильной для меня. Я вез с собой целый запас бутылочек, однако соски были слишком велики. Пришлось прибегнуть к старому приему: наматываешь на спичку вату, макаешь в молоко и даешь детенышам сосать. В первую минуту звереныши приняли меня за чудовище, которое вознамерилось их задушить. Они пищали, отбивались; не успеешь засунуть малышу ватку в рот, как он сразу же выталкивает ее язычком. К счастью, они довольно скоро открыли, что ватка пропитана молоком. После этого все пошло гладко, если не считать того, что малыши, увлекшись, иной раз обламывали и глотали кончик спички.

Первое время я держал детенышей в корзине подле своей кровати: самое удобное место, если учесть, что приходилось среди ночи вставать и кормить их. Неделю-другую они вели себя образцово, большую часть дня спокойно лежали с раздувшимися животиками и подергивающимися лапками на своей постели из сухих листьев. Только в часы кормления они оживали и принимались ползать по корзине, топча друг друга и громко пища.

Вскоре у маленьких кусимансе прорезались передние зубки (на беду для спичек с ваткой), а по мере того как крепли их ноги, росло желание малышей ознакомиться с миром, окружающим их корзину. Первый завтрак детенышей совпадал с моим утренним чаем. Я вынимал их из корзины и сажал к себе на кровать, чтобы немного размялись. К сожалению, от этого пришлось довольно скоро отказаться, ибо однажды утром, когда я наслаждался своим чаем, один малыш заметил торчащую из-под одеяла ногу и решил, что из пальца можно выдавить молоко, если хорошенько нажать зубами. Остренькие, словно шильца, зубки вонзились в мою плоть, и братья предприимчивого мальца, боясь, что их обойдут кормежкой, поспешили последовать его примеру. К тому времени, когда я вернул их в корзину, вытерся сам и развесил сушиться простыни, мне было уже совершенно ясно, что разминкам пора положить конец. Очень уж больно обходятся.

Однако это был только первый намек на подстерегающие меня испытания. Несносные сорванцы очень скоро заслужили у нас прозвище Разбойников. Росли они быстро, и с появлением зубов их ежедневный рацион пополнился яйцами и небольшим количеством сырого мяса. Казалось, вся жизнь этих ненасытных зверушек сводится к сплошному, непрерывному поиску съестного. Они абсолютно все считали съедобным, пока на деле не убеждались в обратном. Для начала Разбойники закусили крышкой своей корзины. Расправившись с ней, выбрались на волю и отправились знакомиться с территорией лагеря. На беду, они вышли как раз туда, где в кратчайший срок могли натворить максимум бед: к продовольственному и медицинскому складу. К тому времени, когда я обнаружил побег, они разбили с десяток яиц и явно всласть покатались в их содержимом. Кроме того, Разбойники вступили в бой с двумя банановыми гроздьями — и победили, судя по внешнему виду бананов. Казнив плоды, эта шайка продолжила свои бесчинства и опрокинула две бутылки с витаминным раствором. После чего, к своей великой радости, безобразники нашли и разорвали два пакета с борной кислотой, причем не поленились рассыпать белый порошок, часть которого пристала к их липкой от яичного желтка шерсти. Я застал их в ту минуту, когда они собирались отведать содержимое ведра с весьма зловонной и ядовитой дезинфицирующей жидкостью, и вовремя помешал этой затее. Перемазанные желтком и борной кислотой детеныши напоминали какие-то невиданные рождественские кондитерские изделия. Почти час ушел у меня на то, чтобы отмыть их. После чего я заточил Разбойников в корзину побольше и покрепче, надеясь, что теперь они угомонятся.