Иоланта Сержантова - Случайные встречи…

Выше пояса, от мраморного Аполлона его отличал лишь нежный золотисто-бежевый оттенок кожи. Рельефные полукружия мышц радовали солнце своим ухоженным, готовым к любому движению видом чуть ли не с первых дней марта, а потому загар, который сообщал телу столь приятный цвет, не успевал исчезнуть насовсем в течение всего года. Постоянное выражение лукавства в его глазах, едва сдерживала мелкая строчка ресниц. Короткая стрижка чёрных, с проседью, волос напоминала спинку ежа, её хотелось погладить, но, мало ли, – вдруг рассердится и уколет. Впрочем, при всей своей мужественной внешности, парень был на редкость мягок, отзывчив и добр. Неизвестно для чего природе вздумалось пошутить над ним, но ноги у молодого человека были чрезвычайно кривы, и как не пытался он сделать сей изъян чуть менее заметным, не выходило никак.

Парень жил вдвоём с матерью в крошечной однокомнатной квартире. Зайди кто к ним в гости, то был бы нимало удивлён тем, что в комнате, заставленной книжными шкафами, располагалась лишь одна кровать. Для второй фактически не было места, и посему мать с сыном распорядились своею жизнью, сообразуясь с жилплощадью. Они спали на одной кровати в очередь, работая в разные смены. Если сын трудился днём, мать уходила на завод в ночную смену, и наоборот. Они существовали таким образом годами, и давно уж привыкли видеться урывками.

Несмотря на отсутствие своего угла и вопиющую кривизну ног, молодой человек пользовался невероятным успехом у дам и девиц. Почти что каждая спешила заручиться его благосклонностью, но, добившись её, будто бы ставила отметку в своём листе 60 60 список обещанных танцев на балу и исчезала. Молодой человек воспринимал это философически, но очередная, внезапно пропавшая из виду пассия, не добавляла ему уверенности в себе. По его собственному убеждению, женщины стеснялись показаться с ним на людях. Как бы сильно не прельщало их то, что они видели выше талии, уродство, которое выворачивало брючины на стороны, унижало их в собственных глазах.

– Они – дуры! – Успокаивала молодого человека бывшая одноклассница, просидевшая с ним за одной партой все десять лет. – Ты – замечательный, милый, работящий. В тебя невозможно не влюбиться!

– Влюбиться – может быть, – соглашался он. – А вот жить со мной не хотят, стыдятся. Пройти рядом стесняются при свете дня!

– Они – ду-ры!!! Пойми ты это, раз и навсегда! – Повторяла одноклассница и хлопала себя по бокам.

Молодой человек недоверчиво глядел на неё и, задираясь, интересовался:

– Ну, ты бы вот, пошла за меня?!

– Легко! – Отвечала девушка, не задумываясь. И столько было в этом отклике недосказанного, несмотря на его очевидную беззаветную искренность…

Прошёл год, едва ли больше. Одноклассники не виделись некоторое время, и вот однажды произошла, не обусловленная никакими явными причинами, случайная встреча. Молодой человек шёл, приветствуя подругу издали и размахивал руками, будучи не в силах скрыть своей радости:

– Я женюсь!

– Да? Поздравляю. И когда же?

– Скоро! Вот только сперва сделаю операцию.

– Что с тобой? – Встревожилась одноклассница.

– Ничего страшного! Она сказала, чтобы я выпрямил ноги, и тогда она выйдет за меня!

– Ты… ненормальный?!! Зачем тебе это?!

– Ты не слышишь?! Это её условие!

– Я, я выйду за тебя замуж, безо всяких условий! – Вырвалось вдруг у одноклассницы.

– Прости, но я тебя не люблю… – Грустно и просто ответил молодой человек.

Никакие уговоры и доводы не действовали на несчастного влюблённого. Своим сияющим от счастья взглядом он был способен подпалить не только промасленную ветошь гаража, в котором теперь работал, но и каменные его стены.

Через три месяца, когда из совершенно здоровых крепких непрямых ног были выкроены ровные, невеста нарушила слово и разорвала помолвку. Она хотела в мужья Аполлона, а калека с палочкой испортил бы её безупречный вид. Да, кстати, в больницу к нему она так ни разу не пришла.

Кривизна ног и души… Это совсем не одно и тоже.

Жизнь – это баррикады, которые надо преодолеть – говоришь ты, а я.… я не боец, я не могу воевать и причинять боль, чаще всего, всегда – наоборот.

На баррикады – это быть готовым обидеть, обдумывать этот шаг, собираться с духом, растравливать свою решимость, как пса, или заранее воображая скорбь, прощать себе потери, коих никогда не избежать. Но нет, я так не могу. Не хочу.

У жизни есть то, страшное, о чём не хочется знать, думать, говорить. Но ты не устаёшь повторять о том, что земля – это один сплошной погост… Ты так смела или безрассудна? Отчего я никак не могу уразуметь, чего в тебе больше – отваги или безразличия, ведь только не делая отличий меж счастьем и бедой, можно так спокойно рассуждать об этом.

Ветер идёт по улице, не скупясь на шаги, не подбирая заледенелые уже полы своей просторной шубы, цепляет ею за стены домов, бьётся о стёкла. Походя ломает деревья, как тонкие ветки. Чтобы не заплутать после, найти дорогу назад, или просто знать, что уже был здесь, и сделал всё, что мог?

Из окон коммунальной квартиры, глядя в полутёмный двор, я воображаю себе дворцы, оленей, тихонько переступающих по мощёным тропинкам и пасущихся смирно, словно коровы. Я не замечаю пьяниц, играющих в домино, а ты видишь их, и злишься, и кричишь, и гонишь прочь. Но они не уходит, им тоже нужно место, чтобы где-то строить пшеничные 61 61 марка спиртного и ячменные 62 62 яровой злак, для изготовления пива, муки, суррогата кофе и корма скоту , видимые лишь им одним замки, как малышам нужны свои, дабы возводить их из песка.

Ты говоришь, что N гениален, ибо прост, я говорю о том, что это скорее говорит об его наивности и неумении зачерпнуть глубже. И ты бьёшь об пол посуду, и называешь меня грязно, а я плАчу, плачУ слезами за неумение отстоять правду того, что чувствую, и могу, но не осмеливаюсь тебе сказать.

Мама взяла часть отпуска, чтобы провести со мной зимние каникулы… Зачем? Зачем она мне их испортила?

– Что это за закорючка в комсомольском билете?

– Это моя подпись! На английском! Правда, красиво!?

– Что-о-о?!!!

– Дрянь! Как ты могла?!!!

– У меня такой плохой почерк на русском, мне не хотелось пачкать билет…

– Но ты сделала это!!! Испоганила! Осквернила!!

Тёплые пальцы ветвей перебирают нежно седые кудри небес, и они плачут тихо от этой нечаянной ласки, будто от боли.

Мама, я тебя боюсь… Я люблю тебя, мама.

Вы спросите меня, чем так хорош февральский лес? Запоздалым конфетти мелко нарезанных снежинок, зависших в воздухе, как кажется, навечно. Оплывшими от солнца голубыми тенями, что стекают по полянам, бодрым бегом оленей от куста к кусту. Случаем, по которому выглядывает из-за дуба лисица, дразня то ярким подолом хвоста, то дерзким взором. Об эту пору особенно покоит некоторая отрешённость белок. Они перестают суетиться, чаще задумываются о своём, девичьем. Теперь-то уж они точно уверены, что хорошо подготовились к зиме, – только-только почали вторую кладовку, а уже скоро весна.