Иоланта Сержантова - Случайные встречи…

Пока мои товарищи активно сопротивлялись движению отрицательно заряженных частиц относительно положительного во всех отношениях ядра, я, устроив на коленях под партой книгу, исподтишка читал. Точнее – пытался. Накануне матерью был выкуплен очередной, двадцать четвёртый том Большой Советской Энциклопедии, и мне не терпелось просмотреть его, открывая наугад, от собак до струн 25 25 Том 24. Книга I. Собаки – Струна.– М., 1976. 608 стр., илл.; 35 л. илл. и карт. . Фолиант весил килограмма полтора, не меньше, и с трудом втиснулся в набитый учебниками портфель, но жажда быть первым, кому распахнёт он свои бледные, со сладким ароматом типографской краски страницы, была куда сильнее трудностей, сопутствующих этой затее. В то время я сравнил бы себя с голодным птенцом, в открытый рот которого что ни сунь, – проглотит, не задумываясь. Одну за другой я поглощал отпечатанные мелким шрифтом статьи, с первого раза запоминая наизусть, но не чувствуя вкуса, не насыщаясь, не… не… не… Многая отрицания, витая в пространстве моей пустой головы, упруго сторонились друг с друга, от чего я розовел и неприлично, словно после урока физкультуры, потел.

Заметив моё пыхтение и неподобающую моменту возню, учитель прочистил горло, проверив настрой голосовых связок, и играя ими, как на широких струнах контрабаса, грозно завопил:

– Это что это там у нас под партой?! Это ты у нас самый умный, что ли?! Вста-ать!

Совершенно понятно, что с тяжёлой книгой на коленях я не мог подняться так скоро, как это требовалось. К тому же, был риск повредить тонкие листы раскрытого тома, и мне ничего не оставалось, как, несмотря на изменения высоты тона, силы звучания и отсутствие пауз в речи разъярённого педагога, оставаться сидеть на своём месте.

Голос учителя, будто ватой, заполнил мои припухшие от смущения уши, но яростное «Во-он!» было-таки расслышано с облегчением, и радостью.

Немедленно разогнув колени, я позволил тому энциклопедии съехать по ногам к полу, на удивление легко сунул его в портфель, и, даже не пытаясь смотреть в сторону кафедры у доски, вышел из класса.

Когда кровь перестала пульсировать в висках и щёки приобрели почти нормальный цвет, я, наконец, смог осмотреться и обнаружил, что в коридоре нахожусь не один. Кое-где, у дверей класса тоже стояли ученики, и они явно скучали. Ковыряя пальцем стену, заглядывая в замочную скважину или приставляя к ней ухо, – каждый, как умел, томился бесцельно, словно отправленный матерью в угол, сообразно приобретённой за годы детства привычке. Я же чувствовал себя освобождённым из плена, и, водрузив на подоконник энциклопедию, продолжил поглощать запретный плод 26 26 познание Добра и Зла знаний, не отвлекаясь на то, что происходило вокруг.

Я даже не заметил, когда в коридор вошла тётя Паша, наша уборщица. Насильно громыхнув ручкой о ведро с горячей водой и подбоченясь, она воскликнула:

– Да что же за день-то такой!

Промежду строк, как сквозь сон, до меня едва доносилось её ворчание:

– Ну-ка ноги! Марш на подоконник! И не спускайся, пока не просохнет! – Командовала она каждому, но лишь подойдя к тому окошку, подле которого стоял я, она молча провезла швабру мимо, цыкнув остальным, – Видите, человек делом занят, а вы… Двоечники!

Вот эта, сказанная мимоходом школьной уборщицей, фраза, крепко засела у меня в голове. Именно благодаря ей, я понял, что иду верным путём, и главная задача теперь, не растерять то, о чём прочёл, но найти способ употребить 27 27 применить его. Чтобы не пылилось просто так, как раз и навсегда прочитанная книга на полке в шкафу. Оно ведь – всё для чего-то нужно, только бы разобраться, что и для чего.

Я надоедал попутчикам рассказами о том, какая у меня замечательная собака, и не знал, что уже несколько часов, как её нет на этом свете. Колёса поезда вальсировали всё быстрее, и, словно следом, пытаясь угнаться за мной, на полу у печки бежала в последний раз по полю беспамятства моя собака.

Возвратившись из командировки, прямо на перроне, сам не зная почему, я спросил у встречающих:

– Как она?

Меня поняли, даже не уточнив, кем интересуюсь, и.… я встретился-таки с тем, страшным, о чём боялся даже думать последние три года:

– Умерла.

– Нет! – Запротестовал я, и уже сквозь рыдания едва расслышал, что «всё к тому шло».

За последний год у собаки дважды отказывали задние лапы, но я категорически не соглашался считаться с её немощью. Из одной лишь любви, она каждый раз приходила в себя, поднималась, и снова шла за мной, куда бы я её не позвал. Иногда, обращаясь ко мне взглядом, она интересовалась: «Зачем я тебе, такая?!», после чего просила разрешения уйти. Я неизменно отказывал ей в этом, а для убедительности мотал головой, да решительно и громко произносил: «Нет». Собака покорно вздыхала, и, не смея ослушаться, продолжала жить. И вот, ловко воспользовавшись мои отъездом, она поспешила сделать то, о чём так долго просила.

– Как… Как она могла?!!! Я же не позволил!!!

– Но тут …ещё одно, – Едва разобрал я из пучин своего горя.

– Что? Что ещё?!

– Кот…

– А что с котом?

– Он тоже…

– Что?!!!

– Он умирает…

Я не понимал, как может происходить такое с котом, который в пять раз моложе собаки.

– Объясните толком. – Попросил я.

– Сейчас сам всё увидишь.

Когда мы вошли в дом, первое, что бросилось в глаза – распластанное на кровати серое тело.

– Эй, кот… – Тихо позвал его я.

Услышав мой голос, он пошевелился, дёрнулся, попытался ползти навстречу, и рухнул на пол.

Почти невесомого, я подхватил его на руки, прижал к себе и почувствовал, как оглушительно работает крошечное сердце, стараясь достучаться до меня, разбудить сострадание, жалость.

– Да что ж это, бедный… Что случилось? – Спросил я у домашних, и они поведали мне о том, как, едва собака ступила за ворота своего собачьего рая, как кот завалился вдруг на бок. Его голова обвисла, и он как бы забыл – как это, ходить.

– Всё произошло как-то сразу. – Уверяли меня. – В один миг. И ещё… он не может глотать, разучился.

Сжимая в руках то, что осталось от некогда весёлого, почти круглого кота, – горсть хрупких косточек, обёрнутых гладкой кожей, я лихорадочно соображал, что можно предпринять. И, пока набирал в шприц лекарство, поил, баюкал и обтирал после приступов тошноты, думал о том, что от горя умирают не только люди, а вот, гляди-ка ж ты, коты тоже умеют делать это.

До этого времени, я совершенно не мог предположить, что кот и собака дружны. Не задумывался об этом, не замечал. Мне казалось, они живут рядом, как посторонние. Обстоятельства вынудили делить кров и любовь к одному человеку, но, по отношению друг к другу, это не обязывало их ни к чему. Так казалось. Но теперь, глядя на то, как страдает кот, я начинал припоминать такие моменты, которым раньше не придавал значения.