Генри Бейтс - Натуралист на Амазонке

Петцель и его семейство были опытными коллекционерами насекомых, и я нанял их для этой цели на время моего пребывания в Карипи. Дни здесь проходили однообразно. Я вставал с рассветом, выпивал чашку кофе и отправлялся за птицами. В 10 часов я завтракал и время с 10 до 3 часов посвящал энтомологии. Вечер уходил на обработку и упаковку добычи. Иногда мы с Петцелем предпринимали длинные экскурсии, занимавшие целый день. Наши соседи обыкновенно приносили мне всех четвероногих, птиц, пресмыкающихся и моллюсков, каких только встречали, так что я в общем получил возможность собрать хорошую коллекцию животных этих мест.

В. первые несколько ночей мне доставили много неприятностей летучие мыши. В комнате, где я спал, никто не жил в течение многих месяцев, потолок был разобран, и виднелись черепица и стропила. В первую ночь я спал крепко и не ощущал ничего необыкновенного, но на следующую. меня разбудил около полуночи шум, который подняли несметные полчища летучих мышей, летавших по комнате, воздух кишел ими; они погасили лампу, а когда я снова зажег ее, комната показалась мне черной от этих бесовских сонмов, которые все кружились и кружились. После того как я. несколько минут поработал как следует палкой, они исчезли в стропилах, но, когда все стихло, вновь возвратились и еще раз погасили свет. Я не стал больше обращать на них внимания и улегся спать. На следующую ночь несколько летучих мышей забрались в мой гамак; я схватил их, когда они полезли ко мне, и швырнул к стене. На следующее утро я обнаружил у себя на бедре рану, причиненную, по-видимому, летучей мышью. Это было довольно неприятно, и я вместе с неграми принялся за работу, пытаясь истребить летучих мышей. Множество висевших на стропилах мышей я застрелил; негры, взобравшись снаружи по лестницам на крышу, сотнями вытаскивали их из под стрехи, в том числе и детенышей. Всего тут было четыре вида: два из рода Dysopes, третий — из Phyllostoma, а четвертый — из Glossophaga. Подавляющее большинство принадлежало, к Dysopes peroto — виду, характеризующемуся большими ушами и размахом крыльев в 2 фута (от конца до конца крыла). Phyllostoma был мелкий вид темно-серого цвета с белыми полосками на нижней половине спины и листовидным мясистым расширением на кончике носа. За исключением этого случая, летучие мыши никогда не нападали на меня. Тот факт, что они сосут кровь у спящих людей из наносимых ими ранок на пальцах ног, ныне твердо установлен; впрочем, подобному кровопусканию подверглись лишь немногие. По словам негров, на человека нападает одна только Phyllostoma. Те, которых я поймал на себе, были Dysopes, и я склонен думать, что эта повадка свойственна многим видам летучих мышей.

Однажды, занимаясь поисками насекомых в коре упавшего дерева, я увидал, что ко мне приближается крупное животное вроде кошки. Оно заметило меня лишь тогда, когда до меня оставалась какая-нибудь дюжина ярдов. У меня не было никакого оружия, кроме старой стамески, и я уже приготовился защищаться, если животное прыгнет на меня, как вдруг оно поспешно повернулось и побежало прочь. Я не разглядел его как следует, но, судя по цвету, то была пума, или американский лев, хотя животное было, пожалуй, чересчур мало для этого вида. Пума нечасто встречается в амазонских лесах: у туземцев я за все время видел не больше дюжины шкур. Мех ее желтовато-коричневого цвета. Поскольку цветом пума походит на оленя, распространенного в этих лесах, туземцы называют ее сасу-арана , или лжеоленем. Охотники вообще не боятся пумы и в пренебрежительных выражениях отзываются о ее храбрости. О ягуаре они дают совершенно иной отзыв.

Единственным видом обезьяны, который я встречал в Карипи, был тот же темно окрашенный маленький Midas, который, как я уже упоминал, встречается и близ Пара. Весьма распространен здесь большой муравьед, тамандуа туземцев (MyrmecopHaga jubata). После первых недель моего пребывания здесь у меня кончились запасы свежей провизии. Окрестные жители продали мне всех кур, без которых могли обойтись. Я еще не приучился есть лежалую жесткую соленую рыбу, которая составляет главный предмет питания в этих местах, и в течение нескольких дней питался рисовой кашей, печеными бананами и фариньей. Флоринда спросила меня, стану ли я есть тамандуа. Я ответил, что мне придется по вкусу, пожалуй, все что угодно, лишь бы это было похоже на мясо; в тот же день она, захватив с собой собак, ушла вместе со старым негром по имени Антониу и вечером принесла мне одно из этих животных. Мясо сварили, и оно оказалось очень вкусным, несколько напоминающим гуся. Жители Карипи вовсе не едят его, говоря, что оно считается здесь негодным для еды, однако я читал, что в других местностях Южной Америки мясо тамандуа употребляют в пищу. В течение следующих двух-трех недель, как только у нас кончался запас свежего мяса, Антониу всегда был готов за небольшую плату добыть мне тамандуа. Но однажды он явился в великом горе и сообщил, что любимую его собаку Атревиду схватил муравьед, и она погибла. Мы поспешили на место происшествия и увидели, что собака не мертва, но жестоко истерзана когтями животного. Хотя муравьед был сам смертельно ранен, он только теперь отпустил свою жертву.

Повадки Myrmecophaga jubata ныне довольно хорошо известны. Он весьма часто встречается в сухих лесах Амазонской долины, но на игапо, т.е. затопляемых землях, кажется, не водится. Бразильцы называют этот вид тамандуа-бандёйра, т. е. знаменным муравьедом; прилагательное «знаменный» объясняется своеобразной расцветкой животного: по обеим сторонам туловища проходит наискось широкая полоса, наполовину серая, наполовину черная, что несколько напоминает геральдическое знамя. У этого муравьеда чрезвычайно длинная и тонкая морда и червеобразный растяжимый язык. Челюсти его лишены зубов. Когти сильно удлиненные, и ходит он очень неуклюже. Живет он на земле и питается термитами, или белыми муравьями; длинными когтями он разрывает твердые бугры, возводимые насекомыми, а длинным гибким языком вылизывает их из щелей. Все остальные виды этого своеобразного рода ведут древесный образ жизни. Я встречал четыре вида муравьедов. Один был Myrmecophaga tetrodac — tyla ; два остальных, более своеобразные и менее известные, были очень маленькие зверьки, называемые тамандуа-и. Оба они сходны по размерам (10 дюймов в длину, не считая хвоста) и по числу когтей: на передних ногах — по два неодинаковой длины, на задних ногах — по четыре. Один вид покрыт серовато-желтой шелковистой шерстью; встречается он редко. У другого вида мех грязно-бурого цвета без шелковистого блеска. Одного такого муравьеда принесли мне живым в Карипи: его поймал индеец, когда зверек неподвижно висел, прицепившись,. в дупле дерева. Я держал его у себя дома почти сутки. У него было не слишком длинное рыльце, изогнутое вниз; и чрезвычайно маленькие глаза. Почти все время он оставался неподвижен, но, если его дразнили, он поднимался на задние ноги со спинки стула, к которой прицепился, и, как кошка, выпускал когти на передних лапах. Его манера цепляться когтями и вялость движений сообщают ему большое сх6дство с ленивцем. Он не издавал ни звука и всю ночь оставался на том месте, куда я посадил его утром. На следующий день я посадил его на дерево во дворе, и ночью он убежал. Эти маленькие тамандуа ведут ночной образ жизни и питаются теми видами термитов, которые строят на стволах и ветвях деревьев земляные муравейники, имеющие вид уродливых наростов. Таким образом, разные виды муравьедов приспособляются к различному образу жизни — наземному или древесному. Те, что живут на деревьях, в свою очередь бывают дневными или ночными: Myrmecophaga tetrodactyla можно увидеть лазящим по большим ветвям днем. Родственная группа ленивцев, являющихся в еще большей степени, чем муравьеды, чисто южноамериканскими формами, в настоящее время представлена только древесными видами, но в прошлом существовали также наземные формы ленивцев, например мегатерий, образ жизни которого, в связи с тем что он был огромных размеров и не мог жить на деревьях, оставался загадкой до тех пор, пока Оуэн не показал, каким способом он мог бы добывать себе пищу, стоя на земле.