Вячеслав Пальман - Восточный кордон

Они взрослели и переходили из класса в класс.

Но они ещё не видели царя природы — Человека.

Не видела его в этом году и мудрая медведица и, наверно, молилась своему богу, чтобы путь человека не скрестился с её путём. Но молитва её не дошла.

Медведицу увидели и заприметили.

Так, на всякий случай.

От Восточного кордона в Камышках до этой берлоги было, пожалуй, километров семь. Это если по лесовозной дороге, которая шла серпантином на противоположном склоне хребта. А по прямой, вдоль ручья, значительно ближе, но там только тропа и к тому же очень трудная, не всякому доступная.

Не всякому, но не Цибе.

После того как рана на руке от зубов Монашки зарубцевалась и фельдшер закрыл листок бюллетеня, в совхозе Михаилу Васильевичу сказали, что расчёт готов и он может забрать свою трудовую книжку. Раз заповедник отказал ему в доверии, делать Цибе на пасеке больше нечего. Всего хорошего, ищи себе другое занятие.

Его уволили осенью, и с той поры Михаил Васильевич не утруждал себя поисками постоянной работы. Больше посиживал на бревне у дома, грел розовую лысину и строгал из осины замысловатые кинжальчики, поглядывая время от времени на окружающие горы. В общем, созерцал и размышлял.

Посёлок Камышки по праву считался рабочим посёлком. Уже к восьми утра все мужчины с его улиц исчезали. Лесорубы и мотористы уезжали в лес, шофёры — в гараж, дорожники отправлялись расчищать очередной оползень, радист закрывался у себя в рубке, служащие собирались в конторе. Только Циба и оставался на виду у домохозяек, и они, завидев бездельника, поругивали его, кто про себя, а кто и в глаза. Циба серчал. Когда потеплело и снег поплыл, Циба вдруг заявил, что он нанялся от аптеки заготавливать лекарственные травы. Всё! Он тоже при деле. Сезон начинается. Вот уже и ландыш пошёл, и липа скоро зацветёт.

Свежеиспечённый ботаник стал пропадать в лесу, размышляя, где лучше запрятать ружьишко, чтобы далеко за ним не бегать, если понадобится.

Забрёл он и на Желобной. Вот тогда-то и увидел он в первый раз медведицу с медвежатами. Она не заметила человека, ветер относил запах, а то бы несдобровать бывшему пасечнику. Циба обомлел, но быстро сообразил, что к чему. Озорные проделки малышей мало позабавили его, он думал совсем о другом: на сколько потянет эта медведка, если уложить её, и не будет ли слышен выстрел в посёлке, где как раз находился Егор Иванович. В общем, картина мирного лесного счастья не умилила мечтательного Цибу, медведица и медвежата тотчас же были переведены в килограммы и рубли-копейки, которые при теперешнем положении имели для Михаила Васильевича первостепенное значение. Что там копеечные ландыши!

Медведица ушла. Циба засёк берлогу и тихо удалился, размышляя об удаче. А что? Верные деньги и без особых хлопот. Сотня-другая, особенно необходимая, если учесть, что вскорости к нему пожалуют гости и их придётся угощать. Все-таки не просто знакомые прибудут, а закадычные друзья.

Тут следует сделать небольшое отступление.

Ещё перед зимой, осторожно уложив больную руку на повязку, Циба отправился кружным путём в Абхазию к своим приятелям, с которыми был связан кое-какими делишками, чтобы поплакать у них на груди и ещё раз проклясть Егора Молчанова, доставившего всем им крупные неприятности в прошлом году.

Дружков он отыскал скоро, они как раз вернулись с альпики и сдали на колхозную ферму нагулявший скот, были свободны, денежны и потому в хорошем расположении духа. Кстати, неприятная история с браконьерами, арестованными у балаганов, уже закончилась, как и предвидел Тарков: сперва всех задержанных освободили на поруки, а потом выяснилось, что дело это, в общем-то, беспредметное, потому что все они имущественно несостоятельные, а по работе получили отличные характеристики. Так, шалуны. Поэтому особых оснований для суда и даже для штрафа нет. Ну, а раз так, чего же бумагу переводить. Освободили и того парня, что с рукой в гипсе, он тоже пришёл в компанию, где был Циба; сошлись, в общем, однорукие, потерпевшие от лесника, и начался у них пир горой.

— Значит, и тебе удружил Молчанов? — спросил ветеринар, которого все звали Николаичем.

— И меня, будь он трижды… — Тут охмелевший Циба страшно скрипнул зубами, а лысина его покраснела.

— Все мы лесником обиженные, — сказал парень в гипсе.

— Ну, а если так… — Ветеринар вдруг по-стариковски печально вздохнул и стал рассматривать стакан с водкой на свет.

Все задумались. И было в этом молчании что-то очень страшное, как минута перед вынесением приговора.

— Слушай, Миша, а он где живёт? — поинтересовался хозяин дома.

— Сосед мой, через шесть дворов усадьбы наши.

— Ай-я-яй, такой плохой человек, и так близко!

Никто не засмеялся, даже не улыбнулся. Циба мгновенно понял, куда пошёл разговор, и струсил. Хватит с него одного раза — когда привёл он их к лесному домику и нарвался на пса. Все прочее — без него.

Николаич пристально посмотрел на Цибу и ещё раз вздохнул. Да, не тот мужик этот пчеловод. Трусоват. Он сказал:

— Мы к тебе приедем как-нибудь, Михаил Васильевич. По весне, что ли. Потолкуем, посмотрим, как он там, Егор-то Иванович, что делать хочет будущим летом.

— Милости просим, пожалуйста, я завсегда… — Циба даже руками всплеснул от радости. — Приезжайте, други, тогда и решим.

Все это вспомнилось, когда Циба лежал на камне у Желобного и смотрел на огромную и благодушную медведицу. Весна. Скоро прикатят друзья с юга. А тут и находка объявилась. Чего медлить? Брать, пока добыча рядом.

Он откопал винтовку, осмотрел и перепрятал её у Желобного, поближе к месту возможных боевых действий.

И стал следить за Молчановым.

Зимой у лесника хлопот меньше, и Егор Иванович чаще бывал дома. Исправил кое-что в хозяйстве, раза три выезжал, как он выражался, «поубавить волков» или сопровождал неутомимого зоолога. Вечерами Циба часто видел его в окошко, лесник сидел с книгой. Кажется, он любил читать вслух, а жена, Елена Кузьминична, любила слушать.

Циба старался не попадаться ему на дороге, а если встречался, то делал над собой усилие и радушно здоровался: пусть не думает, что камень за пазухой.

Но когда повеяло теплом, Молчанов стал отлучаться чаще, говорили, что завозит он соль наверх, тропы звериные просматривает, ещё по глубокому снегу молодняк подсчитывает. Дел у него прибавилось. Но все ещё не уходил надолго, как летом, ведь тогда он месяцами домой не заглядывал.

Сын на каникулы к Молчановым не приехал. Это случилось первый раз за все школьные годы. Елена Кузьминична объясняла поселковым женщинам:

— Александр наш на курсах в Сочах устроился, там проучился две недели, вот пишет, что про горы им рассказывали, как, значит, туристов водить. Похоже, себе на лето заработок присматривает.