Вячеслав Пальман - Там, за рекой

С Архызом на поводке, с карабином Саша побежал к машине.

Вертолёт чуть приподнялся, повернулся вокруг своей оси и пошёл горизонтально, а горы, сперва белые в крапинках вереска, потом чёрные с белесыми пятнами, рыжие, наконец, зеленые, погружались все глубже и глубже, словно проваливались. Впереди и сбоку Саша неожиданно увидел Пятиглавую, а когда они полетели над Жёлтой Поляной, он просто ахнул. Вокруг посёлка все цвело.

Из зимы — в лето!

Май владел Поляной. Совсем недалеко голубело море. Зелёная змея извилистой реки бежала через ущелье к этому морю.

Саша вышел из машины, глубоко вздохнул и затаил дыхание. Какой запах!.. Ему, два дня дышавшему свежим, стерильно чистым воздухом заснеженного перевала, воздух Поляны показался густым и ароматным настолько, что захотелось пить его маленькими, расчётливыми глоточками, как пьют хорошее старое вино.

Архыз прижимался к ноге хозяина, смотрел по сторонам недоверчиво и строго. Он ещё острее чувствовал чужие запахи: влажный воздух с примесью моря был незнаком ему. Он первый раз в жизни очутился на южном склоне Кавказа.

— Спасибо, — сказал Саша пилоту.

— Завтра в десять, самое позднее в одиннадцать, — напомнил Максимов. — Не опоздай.

Саша крепко взял поводок и зашагал к Никитиным.

Домик, где родилась и жила его Таня, был знаком очень хорошо. Когда учился, бывал здесь часто, чуть не каждый день. Но сейчас, спустя год, этот домик с покосившейся верандой и осевшим подвалом показался стареньким и жалким. Так выглядят дома, где нет хозяина, мужских умелых рук. Все валится: подгнивший столбик забора, который некому вовремя сменить, перекосившаяся щеколда еле висит, дыра в крыше над крыльцом, необрезанные, загущенные деревья в саду и перед домом.

Саша постучал. Никто не ответил. Тогда он вошёл через калитку в сад и тут увидел Таниного отца Василия Павловича. Он с трудом тесал дубовый столб. Землистого цвета лицо, грустные глаза и нетвёрдые, даже робкие движения.

Никитин поднял глаза и удивился.

— Молчанов? Какими судьбами, Александр? — Старый егерь заулыбался. — А я уж и глазам своим не верю — ты ли это? И с карабином? Лесник, значит?

— Точно. На обходе отца.

— Мне Татьяна говорила, а я как-то все не верил, опасался, разрешит ли Елена Кузьминична. Как она?

— Ничего. Здорова. Как вы?

— А, что обо мне говорить! Вот один кол с утра не обтешу. Ворота валятся, а у меня… Задыхаюсь.

— Зачем же вы? — Саша скинул рюкзак, ружьё, привязал собаку в уголке двора.

В уголке, потому что посреди двора стояла конура и около неё сидела собака, удивительно спокойная, холёная колли с умными глазами и длинной шерстью. Она смотрела на Архыза со сдержанным любопытством.

— Откуда у вас эта красавица? — спросил Саша.

— Подарок Татьяне. Кличка её Леди. А твой, должно быть, Самуров сын? Сразу видна волчья кровь.

— Мы с ним к Александру Сергеевичу на перевал забрели. Я ведь оттуда только что вертолётом. Привет вам большой. А где Таня? — спросил он наконец.

— На турбазе с утра. Ты чего за топор взялся? Отдохни, не торопись.

— Я живо, — сказал Саша и поплевал на ладони.

В общем, они за час или полтора сменили столб. Архыз, переволновавшийся в машине, успел хорошо вздремнуть. Потом Саша обрезал сушняк на алыче, до которой руки у хозяина не доходили, и только тогда пошли в дом обедать, потому что вернулась с рынка хозяйка, обрадовалась гостю и позвала к столу.

Вот тогда в открытое окно Саша и увидел Таню.

Она стояла возле дома, тоненькая, в брючках, в спортивном свитере, с открытой головой и прежним своим милым движением ладони поправляла светлые волосы. А рядом с ней переминался с ноги на ногу, без конца говорил и смеялся ладный, крепенький парень в синем, очень ярком лыжном костюме, тяжёлых ботинках и шапочке. Он все время старался смешить Таню, и она смеялась вовсю, не особенно поспешая в дом.

У Саши упало сердце. Он потускнел и отодвинулся от окна.

— Домой, домой! — Танина мама отдёрнула занавеску. — Слышишь, у нас гость, иди, пожалуйста.

— Сейчас, мама, — сказала Таня, но не тронулась с места.

— Тут Саша тебя ждёт, — безжалостно напомнила мать.

— Что? — Таня мгновенно покраснела. — Ой, извини меня…

Она грохнула дверью, смущённая, красная, предстала перед Сашей и сразу поняла, как больно сделала ему. С девчоночьим, легко различимым притворством, как будто ничего и не случилось, схватила Сашу за руку, потрясла, засмеялась, повернула его, неуклюжего, скованного, сказала: «Ой, какой ты стал!» Потом засыпала вопросами, не давая ему отвечать, потащила смотреть Архыза, снова смеялась — и все для того, чтобы забыл он (или простил?) сцену, свидетелем которой только что оказался.

Саша грустно улыбался. Весна, цветы, солнце, щемящее ожидание счастья — и вот…

Обедал он через силу. И взрослые сидели с осуждающими лицами. А Таня трещала без умолку.

Он скупо рассказывал, отвечал Василию Павловичу о матери, своей работе, Архызе, о заповеднике и почти не глядел на Таню — боялся обаяния её лица, взгляда.

— Покорми Архыза, — сказал хозяин жене, но Таня схватилась и побежала на кухню, потом вернулась и, так как Саша все сидел, капризно сказала:

— Ну что же ты? Идём!

Через силу он встал, пошёл. Подержал Архыза, пока она гладила его, говорила какие-то ласковые слова, поставила миску. Архыз присмирел, настроение хозяина передалось ему.

— Ну, скажи, пусть ест, — потребовала Таня.

— Ешь, Архыз, — послушно сказал Саша.

И когда собака стала есть, Таня опять повернулась к Саше:

— Ты у нас останешься?

— Мне к Борису Васильевичу надо.

— Нет, у нас! — В голосе её зазвучали повелительные нотки, каких ещё не знавал Саша. Все изменилось в Тане!

Он промолчал.

— Ну, Саша… — Она дотронулась до его плеча. — Ну хватит. Есть на что обижаться. Это же наш инструктор, только всего. Шли по пути, посмеялись, поговорили.

Как объяснить ей чувство, переполнявшее его на пути сюда? Все эти месяцы ожидания, когда от одного воспоминания о ней делалось жарко и перехватывало дыхание. Сколько он хотел сказать, как безотчётно желал услышать её тихую, с придыханием речь, по которой так соскучился! И вот неожиданное везение, приезд и… Что случилось? Саша понять до конца не мог, но что-то случилось.

Она пошла с ним к Борису Васильевичу. Даже не переоделась.

Шли рядом. Саша молчал, она тоже не очень много говорила, только спросила, доволен ли он работой. Потом неожиданный, резкий поворот головы и вопрос:

— Так и останешься лесником?

Он почувствовал какой-то обидный и насмешливый подтекст.

— Да, — ответил он сразу.

— А университет?

— Но ведь и ты…

— Я осенью буду сдавать.

— Он тоже?

Таня коротко глянула на него.