Святослав Сахарнов - Рассказы и сказки

Из самолёта стали выгружать гостей. Гости не простые — в ящиках. На каждом ящике надпись: «Камчатка», «Срочный груз» — и нарисована рюмочка. Это значит: «Осторожно — не ронять!»

Сняли ящики, погрузили в автомашину, повезли на берег моря.

На берегу ящики стали распечатывать. Снимут верхние доски, посмотрят, всё ли в порядке, — и бултых содержимое на брезент.

Не разбили?

Нет. Его не разобьёшь.

В ящиках — крабы. Камчатские, длинноногие, колючие.

Только маленькие.

Это ещё и не крабы, а крабишки, крабовы детёныши.

Лежат друг на дружке, как яблоки, шевелят глазами, норовят друг друга клешнёй за ногу ухватить.

Клешни у крабишек крепкие: ухватит, повернет — и нет ноги.

Поди, половина без ног прилетела?

А вот и нет! Все с ногами. На каждой клешне у крабят по кусочку резиновой трубки. Это им на Камчатке надели. Так драчуны в перчатках и летели.

Здесь, на Севере, будет их новый дом.

Торопятся люди, перебирают крабов — с клешней сдирают трубочки, относят путешественников на причал.

Перчатки сняли? Теперь бегом в воду!

Работали на берегу полярного моря инженеры — искали место для завода.

Работали месяц, работали два. Подошла зима.

Забило море льдом.

Пошёл инженер со льда рыбу ловить. Взял удочки, ружьё на всякий случай прихватил.

Выбрался на лёд, от берега отошёл, видит — у полыньи медведь. Большой, жёлтый, головастый.

Стал инженер подкрадываться. Никогда он белого медведя вблизи не видел.

А медведь то подойдёт к полынье, то отойдёт. То подойдёт, то отойдёт.

«Что такое?»

Зашёл человек за ледяную скалу — торос, лёг на живот и пополз.

Выглянул из-за тороса.

«Вот оно что!»

В полынье рыба. Медведь подойдёт — она на другую сторону. Медведь отойдёт — она вернётся. Так стаей и ходит.

«Молодец рыба! — думает инженер. — Голова меньше мишкиной, а промаха не даёт. Не поймать её медведю!»

Посмотрел вниз — под торосом во льду щель. Мелкая — голубое дно видно.

Походил медведь взад-вперёд, сел на лёд. Чешет в затылке лапой, думает.

Думал, думал — и надумал.

Обошёл полынью кругом, зацепился передними лапами за лёд, слез задом в воду и поплыл.

Интересно инженеру: что медведь дальше будет делать? Пополз инженер вверх по торосу. На самую макушку забрался, смотрит.

А медведь плывёт, медленно лапами загребает, гонит перед собой рыбу.

Гнал, гнал — и загнал её в щель.

Влез в неё сам и давай по воде лапищами бухать: бумм! Бумм!

Оглушит рыбину, зацепит её пятернёй — и в пасть. Всю до одной съел.

«Ах ты хитрец! — думает инженер. — Мне не оставил. Дай я тебя попугаю… Стоп, а где ружьё?»

Пошарил ружьё, а ружья-то и нет — под торосом забыл! А ну как медведь сюда придёт?

Скорей за ружьём!

Пока за ружьём лазал, медведь ушёл.

Идёт инженер домой без рыбы, но довольный: редкую штуку медведя-рыбака — подсмотрел.

Один мой знакомый плавал на судне, изучал морское дно. А для этого была у них телевизионная камера. Опустили они однажды свою камеру под воду. Медленно плывёт судно. Люди в каюте смотрят на экран. Медленно плывёт на экране изображение дна. Ил… песок… редкие кустики водорослей. Ни рыб, ни животных… Скука!

Вдруг смотрят — на дне появились борозды. Одна, вторая, третья… Ряд за рядом. Да такие аккуратные, будто кто-то нарочно перекопал ил, разрыхлил его, потрудился на совесть.

Только откуда быть на дне пахарю?

В это время судно остановилось.

Все ушли, а мой приятель остался у телевизора. «Авось, — думает, увижу этого земледельца».

И дождался.

Мелькнула на экране тень, медленно проплыла мимо камеры здоровенная туша. Круглая голова, затылок в складках, ласты к бокам прижаты, плоский хвост вверх-вниз колышется. Повернулась голова — усы, два клыка-бивня вниз торчат. Морж!

Опустился зверюга на дно и давай клыками ил ковырять. Гребков десять сделал — грядку вскопал. Назад плывёт — мордой в перепаханный ил тычет.

Э-э! Да это же он из борозды раковины выбирает! Жители их моллюски — народ хитрый, от врагов всегда в ил закапываются.

Здорово придумали, а морж — не хуже. Плывёт, губами толстыми шевелит, раковину за раковиной раскусывает.

Чем не морской пахарь?

Я часто видел на дне маленьких, как паучата, осьминожков, а вот настоящего, с копну сена, про каких рассказывают бывалые рыбаки, долго не встречал.

И наконец повезло.

Был вечер. Солнце пробилось через узенькую щель между облаками, облило море неярким светом, начало опускаться за горизонт.

Гасло небо. Гасло, голубело морское дно.

Я плавал с ластами и маской около восточной оконечности острова. Берег отвесной стеной опускался в воду и заканчивался внизу галечной осыпкой.

Сумеречная тень лежала на воде. Каменная стена была неразличима.

Я плыл прямо на неё.

Вокруг — темнота, густая и холодная. Только подо мной на глубине белым пятном — галька.

И вдруг из полумрака выплыло что-то серое. Выплыли и уставились прямо на меня два чёрных настороженных глаза.

Глаза были плоские, полуприкрытые белыми шторками век.

Я не сразу понял, что уже нахожусь у стены и что это смотрит на меня осьминог. Он сидел в расселине.

Я даже вздрогнул — таким большим показался он мне сначала.

Мы смотрели друг на друга.

Глаза привыкли к сумраку, и я стал лучше видеть его.

Осьминог был весь в мелких белых складках, словно обсыпанный чешуйками пепла. Тело его то раздувалось, то опадало. Он дышал.

Слабое течение несло меня мимо скалы. Я шевельнул руками, чтобы удержаться на месте. Осьминога это испугало. Щупальца его, распластанные по скале, пришли в движение. Они начали скользить и собираться все сразу, как по команде. Осьминог горбился, надувался. Белые кольца присосок двигались вместе со щупальцами, мерцали, гасли — животное подбирало их под себя.

Наконец осьминог перестал расти вверх, осел, расплылся, повернулся спиной вниз и легко выскользнул из расселины. Он плыл задом наперёд, выталкивая из себя воду, как медуза раздувая и сокращая тело.

Я оторопело подался назад. Раскинув щупальца в стороны, осьминог, как на парашюте, сел на дно, потом покатился вбок и, сойдя с белого галечного пятна, пропал из виду.

И тогда меня охватил страх. Непонятный, необъяснимый страх. Я заболтал ногами изо всех сил и бросился плыть к берегу. Скользя и спотыкаясь о камни, выбрался из воды, сел на горбатый холодный валун и стал соображать: что случилось?

А не случилось ничего — осьминоги ведь на людей не нападают.

Мало-помалу я успокоился и даже развеселился.