Ольга Хлудова - За голубым порогом

Мне скоро наскучили гимнастические упражнения на качающейся полочке у самого потолка. Не без труда спустившись со своего насеста и натянув сапоги и плащ, я вскарабкалась по вертикальному трапу. Ветер рванул дверь, волна ударила в борт — и я вылетела на палубу.

В слабом свете бортовых огней у ног возникали бледные призраки пенистых гребней, шипя заливали палубу и исчезали, гонимые ветром, в темноте.

Крохотная пылинка света, дрожащий огонек мигал вдали. Маяк ли это, стоящий на скале над морем, или одинокий буй, прикованный ржавой цепью, бледным лучиком указывает нам правильный путь?

Цепляясь за выступы палубной надстройки, я пробралась по узкой бортовой палубе на нос катера. Здесь, на банке (скамейке) у рубки, спал кто-то, прикрытый брезентом. Лицо рулевого, освещенное снизу слабым светом компасной лампочки, казалось трагической, призрачной маской. За рубкой было тише. Брызги не летели в лицо холодным дождем, волны, разрезаемые высоким носом судна, шипели и хлюпали в клюзах, но палубу не заливали. Я устроилась на ящиках с научным оборудованием. Пахло морем, смолой, влажным деревом и брезентом, приторным запахом солярки. Знакомый, любимый букет запахов, неразрывно связанный с экспедициями. Всего лишь месяц назад шумел за бортом весенними штормами Каспий, а теперь кидают катер шалые волны Японского моря.

Судно шло на юг, в бухту Троицы. Некоторое время мы будем работать там, почти у самого края нашей страны. Потом двинемся севернее.

Неслышно подошел капитан. Он стоял рядом со мной, всматриваясь в тьму ночи.

— Долго еще идти? — спросила я.

Капитан присел на ящики, похлопал себя по карманам в поисках спичек, долго чиркал по отсыревшему коробку и неторопливо прикурил, держа огонек в ковшике ладоней. Только после этого он ответил на вопрос

— Если все будет хорошо, через час должны прийти.

Мне знакома эта формула «если все будет хорошо». Моряки знают неожиданности, которые может преподнести капризное море, и очень осторожно говорят о времени прибытия.

Мы молча сидели, прислушиваясь к порывам ветра и мощным шлепкам волн по бортам судна. Я посмотрела на часы. Выл уже первый час ночи.

— Что не спите? — спросил капитан.

— Очень болтает, да и жарко в кубрике, — ответила я,

— Осторожнее ходите вдоль борта, — предупредил капитан, — Палуба там узкая, свалитесь в море, мы и не услышим.

— А бывали такие случаи?

— Конечно, на море всякое бывает. А тут шторм, хоть и не очень сильный. Да и ночь темная. Упадете, где вас потом искать?

— Буду сидеть здесь на ящиках и никуда не пойду, — охотно обещала я, поеживаясь при мысли о волнах, хлеставших за бортом.

Рулевой окликнул капитана из рубки. Я видела, как они совещались, склонив головы к бледному свету маленькой лампы. Где-то далеко на горизонте вспыхнул на мгновение зеленый огонек и погас. Поднявшийся нос судна закрыл его на несколько секунд, потом зеленый глазок опять мигнул и погас, подчиняясь особому своему ритму. Капитан вышел из рубки.

— Вот и бухта Троицы, — сказал он, протягивая руку в сторону мигалки. — Как туда зайдем, сразу станет тише.

Судно понемногу поворачивало направо, огонек маячка медленно переползал по левому борту и скрылся за кормой. Ветер заметно стих. На фоне темного неба смутно рисовались очертания еще более темной громады сопки. Волны все ленивее раскачивали жучок, впереди стали появляться далекие огоньки. Они медленно приближались, сопка растаяла в темноте, и налево распахнулся широкий проход. За плоским островком возникли ярко освещенные причалы и корпуса рыбокомбината. В совершенно тихой темной воде струились золотые змейки отсветов фонарей. Целое стадо сейнеров дремало бок о бок, прижавшись к высокому пирсу. Выше по сопке кое-где горели огоньки в окнах; два-три уличных фонаря освещали густые купы деревьев. Трудно было представить, что совсем рядом ветер срывает пенные гребни с высоких волн. Шум прибоя, доносившийся сюда порывами ветра, только подчеркивал покой бухточки.

Дежурный диспетчер быстро распорядился с разгрузкой нашего багажа. Мы простились с капитаном и через несколько минут уже взбирались по пологой деревянной лестнице к молодежному общежитию, где для нас была приготовлена комната.

Утром начались скучные, но совершенно необходимые заботы по устройству походной лаборатории. Комната была просторной, с видом из окна на бухту и причалы рыбокомбината. Комендант общежития приняла в нас самое горячее участие. Мы еще возились с распаковкой ящиков, а уже в комнату был принесен большой стол для работы, полка для книг, ведра и лохань, в которой будут ждать своей очереди наши «натурщики» — крупные морские животные.

Все было отлично, кроме погоды. Пронзительный ветер и низкие тучи, набухшие дождем, решительно лишали нас надежды сегодня же познакомиться с прибрежными районами моря, В закрытой со всех сторон бухточке у причалов по-прежнему было тихо, но даже из окна виднелись радужные переливы нефти и мутные, белые потоки отходов комбината, расплывающиеся в тихой воде. А за узким перешейком, привязывающим полуостров к материку, бесновались свинцовые грязные волны.

Во второй половине дня было покончено с разборкой багажа. Комната приняла деловой вид. Невысокие, стеклянные сосуды, плоские кюветы и канны [1] Канны — переносные аквариумы с крышками. из органического стекла были готовы принять своих временных жильцов. Бутылки с разведенным формалином и пустые банки для сборов выстроились под столом. Канистра со спиртом, обернутая в тряпье, стала в угол шкафа и притворилась простым свертком. Книги, бумага, краски, фотопринадлежности, подводное снаряжение — все легло на свои места. Мы могли идти на первую разведку.

В воздухе висела мелкая водяная пыль, не то дождь, не то туман, пеленой затягивающая горизонт. Влажная земля на дороге превращалась в густую грязь. Мы быстро прошли вдоль забора комбината, свернули по узкому переулочку между небольшими домами и сразу очутились лицом к лицу с морем.

Сопка крутыми откосами спускалась почти к самой воде. У ее подножия вилась тропинка. Волны тяжело и медленно вздымались и падали на прибрежные камни. В пенном водовороте мелькали черные, острые грани, отполированные до блеска. Они обнажались, когда отступала вода, и только пена, шипя, таяла и сбегала ручейками в узкие расщелины между камнями.

В мутной воде крутились обрывки водорослей, то мохнатые и всклокоченные, как пучки рыжей мочалы, то гладкие, темно-коричневые, широкие, напоминающие плоских змей. В выбросах у самого заплеска нам хотелось найти какие-нибудь следы существ, населяющих это море.

Как выяснилось в дальнейшем, место для поисков было выбрано неудачно. Голые камни у берега день и ночь омывались сильным прибоем. Валуны, покрывавшие дно, перекатывались волнами и, как жернова, перемалывали все живое. Жизнь таилась на глубине и в расщелинах, куда не достигали мощные удары.