Андрей Батуев - Чудесный мир

Тот, кто выкармливал птенцов или наблюдал за гнездами в природе, знает, что птицы могут вести себя сперва очень доверчиво и тянутся к руке человека, но наступает день, когда они резко меняют свое поведение и при приближении человека затаиваются и даже выбрасываются из гнезда. Их никто не напугал: это действует в них программа, заложенная природой, то есть то, что раньше называли инстинктом. Я знал, что и мой Сверчок обязательно в какой-то день испугается меня. С Дружком было проще: он уже прилетал на руку за кормом, и программный страх у него был погашен навсегда, а взрослая кукушка умирает с голоду перед кормушкой, полной еды, подавленная страхом. Значит, как сильна в ней эта программа, этот приказ природы бояться человека.

Прошли три недели. Вчера еще Сверчок был ручной, а сегодня все изменилось. Он издавал свое просительное «цы» и раскрывал рот, но в последний момент при моем приближении обращался в бегство. Конечно, дело было не в глупости кукушки, а в своеобразности ее биологии. Надо было подавить проснувшуюся дикость птенца, как бы второй раз его приручить, пользуясь тем, что он все же издали признавал меня за своего кормильца. Приходилось ловить беглеца. В руках кукушонок сразу успокаивался, клюв просительно раскрывался, и Сверчок с жадностью глотал пищу. Около двух недель мне пришлось бороться с проснувшимся мощным инстинктом. Настойчивость и терпение победили, и теперь у меня живет ручная кукушка. Дружок и Сверчок по-прежнему всегда вместе, и похоже, что эта странная пара не собирается нарушать «традиции» своего детства.

Эльфа попрошайничает.

В сильную непогоду в пионерском лагере из-под крыши дома упало гнездо городской ласточки. Из четырех птенцов остался жив только один. Он был еще совсем маленьким. Всем лагерем ребята ловили мух, и Эльфа росла как на дрожжах. Когда ласточка научилась летать, она не покинула своих друзей, а так и осталась жить в юннатском кружке, но признает она только тех, кто ее кормил. К ним она охотно летит на руки и даже выражает свою симпатию нежным щебетанием и встряхиванием крылышек.

Городская ласточка-воронок исключительно нежная птичка. Если у нее хотя бы слегка намокают крылья, она уже не может летать. Мы убедились в этом в пионерлагере, когда наша Эльфа на какую-то минуту попала под сильный дождь.

Любимое лакомство Эльфы — мучные черви, она их может есть десятками, хотя в природе ласточка разумеется не может «встретить» такой корм, так как ловит насекомых на лету.

Несмотря на то, что Эльфа уже взрослая, она попрошайничает, как маленький птенец.

На даче мне принесли птенца деревенской ласточки. Он был еще совсем маленький и не только не умел летать, но и есть. Я взял Касаточку, но не собирался везти ее в город, так как там мне не удалось бы ее сохранить. «Вот выкормлю и пусть летит к своим быстрокрылым подругам!» — думал я, глядя на маленького желторотого, покрытого синеватыми перышками птенчика.

Мы быстро подружились. При моем приближении Касаточка раскрывала клюв, трясла крылышками и просительно пищала. С утра до вечера я был занят ее кормлением. Росла Касаточка не по дням, а по часам. На десятый день, увлеченная попрошайничеством, она вдруг выпорхнула на бортик коробочки, заменявшей ей гнездо. А назавтра уже стала перепархивать по комнате. Что это было за очаровательное создание! Почти синяя сверху и белая снизу, с буровато-рыжим горлышком. Глаза как бусинки. Длинные острые крылья, а хвост — вилочкой с глубоким вырезом. Помню, сколько было волнений, когда я впервые раскрыл перед нею окно. Только тот, кто выкормил и воспитал птенчика, кто узнал привязанность и ласку этих милых существ, поймет мою тревогу и сомнения. А что, если Касаточка, выпорхнув за окно, испугается новой обстановки и улетит? Ведь, может, вот сейчас, сию минуту, я прощаюсь с ней навсегда! Я знал, что проститься придется, но пусть это будет позднее, когда уже кончится лето, и ласточки полетят на юг, а только не теперь!

И вот она на воле. Затаив дыхание, я слежу за ней. Сколько граций, изящества в каждом ее движении! Ласточка быстро освоилась в новой обстановке. С каким изумительным проворством она то описывала круги, то стрелой неслась у самой земли. Касаточка летала то прямо, то боком. Неожиданные повороты были полны очарования. Недаром ласточку зовут «дитя эфира». Птичка даже пила и купалась на лету, слегка задевая крыльями поверхность воды.

Вначале Касаточка далеко не улетала. Я приучил ее прилетать на свист. Давая корм, я всегда слегка подсвистывал, и она реагировала на этот сигнал даже лучше, чем на кличку, которую тоже хорошо знала. Дело в том, что таким способом гораздо удобнее подзывать к себе птицу, жившую вольно, чем звать по имени, привлекая досадное внимание зевак.

Когда Касаточка стала летать на улицу, заботы об ее кормлении сами собой отпали, но я продолжал иногда угощать свою воспитанницу то мухой, то муравьиными яйцами или мучными червями, и она никогда от угощения не отказывалась. В жаркие полуденные часы Касаточка «загорала» у нас на крыше. Это было весьма любопытное зрелище: распластает свои вороные крылышки и блаженствует в полной истоме. Но стоит мне подсвистнуть, и она тут как тут, уже сидит у меня на плече или на голове. Каждый вечер она неизменно возвращалась домой и всегда спала на крюке, вбитом над окном. Редкая привязанность птички была немалым препятствием к осуществлению моего замысла — присоединить ее в конце августа к стае своих сородичей. Мне тяжело вспоминать это время. Я надолго уходил в лес за грибами, перестал угощать свою любимицу и, наконец, стал закрывать к вечеру окно, вынуждая ее ночевать на улице. Ласточки начали собираться в большие стаи и по вечерам усаживались на ночлег в кустарнике на небольшом островке, недалеко от моего дома. С большим трудом мне удалось присоединить Касаточку к стае, улетавшей на юг. Долго, долго я скучал по своему крошечному пернатому другу и сейчас, когда, бывая за городом, я вижу стремительно несущуюся деревенскую ласточку, мне хочется подсвистнуть, а губы шепчут: «Касаточка».

Мурзилка в приятном ожидании.

Горихвост Мурзилка весь день в движении. Он непрестанно встряхивает своим красновато-рыжим хвостиком. Попробовали поселить Мурзилку в общую вольеру с другими мелкими птичками, но здесь он сразу превратился в настоящую фурию и кидался даже на птиц значительно сильнее себя, навязывая им воздушный бой. За несколько часов маленький тиран терроризировал целую вольеру, где жило около двадцати птиц, и пришлось выделить Мурзилке отдельную жилплощадь. Так и живет Мурзилка в одиночестве, распевая нехитрую мелодичную песенку. Во время прогулки по комнате он любит сидеть на будильнике, так как здесь получает свое любимое лакомство — мучных червей.