Андрей Батуев - Чудесный мир

В бассейне увалень Пиня преображается. То он несется как торпеда, то переворачивается на спину, так что из воды забавно торчат перепончатые лапы, и трет себя до скрипа ластами. После купания пингвин отряхивается, изгибает шею дугой, словно в поклоне, и в заключение чихает. Стоит только Пине поклониться, как мы ему оказываем: «Чихни, не стесняйся», — и он тотчас чихает. «Какая умная птица», — поражаются не подозревающие подвоха гости, а юннаты смеются.

Пиня взрослый.

Пингвин оказался способным учеником и даже научился подниматься по лестнице. А недавно Пиня стал киноактером. Его не смущал ни яркий свет, ни стрекот аппарата. Позировал он с большим достоинством, словно понимал важность происходящего. Он очень привязался к людям, а обитателей зооуголка сторонится.

Случалось ли вам когда-нибудь видеть на берегу речки или ручья стройную беловато-серую птичку с черной шапочкой, с черным нагрудничком и длинным хвостиком, которым она непрестанно размахивает? Если вы хоть раз ее видели, то, безусловно, запомнили, с какой грацией и быстротой бегает эта птичка. Но лишь остановится — сразу замашет длинным черным с белыми краями хвостиком. Птичка эта называется белая трясогузка. Вот о ней я и хочу рассказать.

В тот год, о котором пойдет речь, мы не поехали на дачу, так как нам предстояло переезжать на новую квартиру.

Весна стояла холодная, и вдруг сразу наступила жара. Мы со школьным товарищем решили поехать на Волково кладбище. Запущенное с гражданской войны, оно тогда пришло в довольно первобытное состояние. Зелень буйно разрослась, и здесь была масса птиц и различных насекомых. Мы приехали в полдень, и прохлада, охватившая нас на кладбище, показалась нам раем. Цвела сирень и одуряюще пахли белые грозди цветов рябины. А желтовато-золотистые бутоны барбариса вот-вот собирались раскрыться и возвестить о наступлении лета.

Мы поспешили в тень и стали присматриваться к тому, что делалось кругом. Вот на железную изгородь против нас порхнула прехорошенькая птичка: она все время встряхивала хвостиком и издавала отрывистое «уить-уить». Это был самец горихвостки. Где-то под крышей склепа у него были птенцы, и вскоре он нырнул туда, держа в клюве целый букет каких-то зеленых гусениц.

Вот пролетел, деловито жужжа, шмель, а поодаль от нас раздавалось неистовое карканье грачей. Было отчетливо слышно, как грачата глотают принесенную родителями пищу, так как в этот момент их карканье переходило в какие-то булькающие звуки. Вдруг наше внимание привлек настойчивый писк, доносившийся из травы. Рядом с сетчатой стенкой склепа в густой траве барахтался пуховый птенец белой трясогузки. Как он попал сюда? Ясно, что он вывалился из гнезда. Он был совсем еще маленький; с желтым клювом, с большой головой, из которой во все стороны смешно торчал пух. «Надо скорее найти гнездо и посадить его обратно», — решили мы и принялись следить, не появится ли где-нибудь рядом трясогузка. Ждать пришлось недолго. Стройная птичка порхнула сквозь ячейку сетки и, покачав хвостиком, исчезла в металлическом венке, приставленном к стенке склепа. Немедленно оттуда раздался писк птенчиков, а еще через минуту мать уже гналась по дорожке, быстро перебирая высокими ножками, за какой-то мушкой. Я взял в руки птенчика и шагнул к склепу, но сразу остановился. На дверях висел огромный ржавый замок. Пришлось отказаться от мысли вернуть птенца родителям.

Дрозды в возрасте 12–17 дней покидают гнездо, еще не умея летать, и, сидя в траве, издают позывные. Родители находят своих детей и кормят их. В случае опасности старые дрозды громко стрекочут и слетки немедленно замолкают и затаиваются. За таких «выпавших» из гнезда птенцов не беспокойтесь: они не пропадут! Но наш трясогузенок, конечно, был обречен. В период вывода птенцов птицы делают очень много «умного» и обнаруживают, казалось бы, поразительные знания и умение. Возьмите хотя бы гнездо той же трясогузки. Как оно искусно свито: нам двумя руками с десятью пальцами не сделать все так прочно и добротно, как это делает птица одним клювом.

Но птицы не только мастерски строят гнезда, они умеют правильно насиживать яйца. Мать постоянно не просто переворачивает клювом яйца, она меняет их расположение в гнезде, то есть перекладывает лежащие в центре на край, а с краев — в центр. И так она меняет положение яиц много раз. Она знает, как и чем кормить своих крошек-птенцов, она закрывает их, распуская крылья, от зноя прямых солнечных лучей, вредных для птенцов. Да разве все перечислишь, что требуется знать пернатой «маме», чтобы успешно выкормить своих детей? Но все эти знания — не ум, не искусство, а врожденный инстинкт. Каждая птичка-мать делает то, что ей должно делать для продолжения своего рода, но не больше того, что она умеет делать бессознательно. Поэтому, если птенчик выпал из гнезда задолго до того момента, когда слетки оставляют гнездо, то родители не станут ни искать его, ни кормить. Закон природы действует правильно. Если бы наша трясогузка даже попыталась кормить своего пухового птенчика в траве, то это не спасло бы его, так как при первом дожде или даже сильной росе он бы намок и погиб.

Я смотрел на пуховый комочек, лежавший на моей ладони. Птенчик жалобно пищал. Мы с товарищем наловили мух и стали кормить малютку. Когда мы сверху быстро подносили руку к птенцу, он широко разевал клюв и тряс куцыми крылышками. По-видимому, тень приближающейся руки вызывала ту же реакцию, что и прилет родителей. Ведь, влетая в гнездо, они так же заслоняли собой свет! Поев, птенчик заснул, а мы стали обсуждать, как нам быть с нашей находкой. Было решено, что я беру птенца себе на воспитание и везу его домой, а мой приятель немедленно отправится за свежими муравьиными яйцами в зоомагазин. Трясогузка — чисто насекомоядная птица, и выкормить птенчика трясогузки можно только насекомыми или муравьиными яйцами. Дроздят, скворчат можно выкармливать творогом, мясом, вареным яйцом, булкой, изюмом, но нежные трясогузки нуждаются в более деликатной пище.

Вернувшись домой, я устроил Пинюсе (так назвали мы птенчика) гнездо из сена и тряпочек в коробке из-под торта. Муравьиные яйца по нескольку штук я набирал на смоченную водой спичку и осторожно совал в маленький ротик Пинюси. Не прошло и часа, как птичка считала уже коробку своим гнездом, а меня — не то папой, не то мамой. Стоило только подойти и сказать: «Пинюся!», — как головка с писком тянулась из гнезда, а крылышки просительно вздрагивали. Для меня настала «страдная» пора. С раннего утра и до вечера трясогузка поминутно требовала пищи. Мы с мамой кормили ее муравьиными яйцами с добавлением живых, слегка придавленных мух. Росла Пинюся очень быстро, и приблизительно через две недели она не только вполне оперилась, но уже и летала. К нам она относилась с безграничным доверием и отвечала на ласку лаской.