Радмир Коренев - Собака — зверь домашний (Первое издание)

Егор поставил в уголок вилы, снял старую кепку, потер тыльной стороной ладони рано облысевшую голову.

«Вот и одышка. А все оттого, что много пил. И курево, будь оно проклято, ведь все изнутри воротит, а не бросишь. Э-эх, — вздохнул он. — Токо сторожем и работать. Вот разведу хозяйство, поплывут ко мне деньги, куплю машину. Не старый ведь. — Он подтянул ремнем обвислый живот. — Не ста-ар. Конечно, Мария лучше выглядит. В ней много девичьего…»

Егор ясно представил Марию-девчонку. И этот самый поселок Ясный. Тогда было-то всего с десяток домишек. Мария слыла красавицей, вместе на ферме работали. Да и он был ничего. Хоть и небольшого роста.

Егор тяжело вздохнул.

«Как ушел сын в армию, — вспоминал он, — так пошло все прахом. Мария взбеленилась: уйду от тебя и все. Бил, ревновал, зазря бил. Э-эх… Водку надо меньше. Меньше… А ее пальцем не трону. Люблю ведь. Вот накоплю на машину и все ей. Все… Еще пес проклятый. И чего она к нему прикипела? И так уж к ней не подступись: как чего, так за его спину прячется, а он, проклятый, — дог не дог — здоровый дьявол. Застрелю. Застрелю и точка. Чую, ненавидит меня».

«Убьет, — с горечью думала Мария. — А за что? В инкубаторе этих кур — сотнями гибнут. За три копейки цыпленка взять можно. А он… Такую собаку… Да и не в Султане дело. Саму-то за собаку считает. И наорет ни за что, и побьет с дуру. Нет. Хватит. Натерпелась. Из-за сына мирилась, прощала обиды. Семью сохранить хотела. А так-то какая жизнь».

Полные руки Марии безвольно опустились на кучу ощипанных перьев. Легкие пушинки тучкой поднялись и поплыли по двору.

«Нет, не позволю! — решила она и, встав, твердой поступью пошла к калитке и тотчас увидела Султана.

Султан стоял по ту сторону забора. Увидев хозяйку, он легко перемахнул через ограду и радостно завилял хвостом. Гладкая желтая шерсть его лоснилась, а губатая морда выражала такое довольство, будто бы он совершил что-то героическое и вот сейчас будет вознагражден за подвиг. Пес так и сиял, глядя преданными умными глазами на хозяйку. Казалось, вот сейчас он покажет свой красный язык, облизнется и скажет:

— Ура, хозяйка! Мир-то, оказывается, велик, интересен, просто во двор заходить не хочется. Вон какой простор! А сколько соблазна, запахов, свободы… Ну прямо чудеса! Разве, сидя на цепи, увидишь такое?!

Султан вопросительно склонил свою большую голову. Чуткий пес быстро уловил тревожный взгляд, брошенный на дверь сарая. Хвост его застыл в вертикальном положении, а шерсть слегка приподнялась.

— Цыц! — приглушенно сказала Мария. — Пойдем! Пойдем…

Она быстро прошла за угол дома и скрылась в кустах зацветающей смородины.

— Ложись! Лежать, Султан! Ле-жать!

Пес покрутился, неохотно лег и глянул в усталое, беспокойное лицо. Рука хозяйки коснулась шерсти, и Султан ощутил легкое приятное поглаживание. Он в благодарность лизнул руку и хотел вскочить, считая, что непонятный урок закончен, но мягкая рука вдруг стала твердой и властной. Мария прижала его голову к земле: «Лежать!»

Егор закончил убирать навоз и вышел из сарая. Мария уже стояла во дворе.

— Не пришел? — спросил он, заглядывая в будку.

— Будешь теперь бегать за собакой. Пес, что ли, виноват, что цепь не налажена?

— Хватит! — оборвал Егор. — Возьмем другого, а этому крышка! Меня он все равно не признает.

— Ты ж его бил, потому от тебя и шарахается. Приласкай разок, другой…

— Приласкай… Вон оно, ружье, висит. Уже стволы поржавели. Сегодня прочищу, «приласкаю».

Приподнялись тонкие брови Марии, дрогнули веки. В черных глазах мелькнул злой, непокорный огонек.

— Э, зверюга! Креста на тебе нету. Возьми его на охоту, пес и подобреет. Год собаке, еще всему научить можно.

— Брал. Не помнишь, что ли? Как выстрелил, так он от одного звука под хвост наделал. До сих пор ружья боится.

— Опять же побил его, а надо бы приласкать.

Султан тихо лежал под смородиной на сырой весенней земле и, навострив уши, чутко вслушивался в людской говор. Он не знал, что во дворе решается его судьба, но сердитые нотки в голосе хозяина заставили его насторожиться. Инстинкт самосохранения пробуждался с первозданной силой. И все же Султан был домашним псом, к тому же молодым и неосторожным. Любопытство тянуло его во двор. Не знающий дрессировки, не привычный к повиновению, он встал, стряхнул с себя прошлогодние травинки, прилипшие к чистой шерсти и, крадучись, по-волчьи, двинулся в сторону дома.

Не ответив Марии, Егор зашел в комнату, снял со стены ружье, переломил, глянул в стволы. Мария, вошедшая следом, испуганно глянула в окно.

— Когда и чистил… Засосала работа. На весеннюю охоту не сходил, а придется ли еще осенью поохотиться? Утка прет… Наскучалась по родине, несладко на чужбине. Теперь в гнездовья спешит.

Егор прошел мимо Марии, на ходу вталкивая патроны в старую тулку.

— Куда с ружьем-то? — спохватилась она. — Сел бы лучше кур щипать. Сама когда управлюсь!

— Твой пес натворил, ты и управляйся.

Хотела крикнуть: «Провались ты пропадом со своими курами и со всем хозяйством!» — да смолчала. Плетью обуха не перешибешь, сказала только:

— Выпорол бы лучше. Зачем собаку губить?

— Выпорешь его, — уже открыв коридорную дверь, буркнул Егор. — Вон какой волчина вымахал, зверь зверем, того и гляди, кишки пустит. А все ты… Ты его против меня озлобила!

— Не мели! Собака она и есть собака. Двор стережет, чего еще?

Егор хлопнул дверью и вышел.

«Убью! Если б не Мария, еще тогда… Заступилась за дьявола. Не успел подбежать, как его огромная пасть сомкнулась. Бедный кочет только лапками дрыгнул. Уж как я его, псину, бил, уж бил… А он, черт, и от боли не пикнул. Злобный… У-у, злобный. Опосля ни разу погладить не позволил. Злопамятный, гад. Мстительный. Щерится, зараза, того и гляди укусит. А глаза-а… Волчьи. Так и горят, так и сверлят. Поставлю ружье в сарай, а появится, сразу грохну. Унесло черта куда-то».

Дрогнуло сердце у Марии, прильнула к окну и обмерла. Султан стоял во дворе, смотрел на дверь, ожидая хозяина. А в коридоре уже протопал Егор.

«А что сделаешь? — подумала она. — Сейчас не подступись к нему. Ударит. Дура. Надо было за ошейник Султана да куда-нибудь в сарай, к соседям».

Мария напряглась в ожидании выстрела, хрустнули сжатые пальцы.

«Не убежит собачка, не спрячется… Грохнет его Егор, грохнет…»

Мария прислушалась. Секунды показались ей вечностью. Жуткая тишина давила. И вдруг неудержимая волна ненависти всколыхнула Марию.

— Ну меня колотил, все нервы вымотал… Ладно. А собаку — за что? Изверг!!!

Она рывком открыла дверь, и в этот миг тишину расколол выстрел. Резкий, как удар бича, хлестнул по ушам, обжег лицо, грудь, все тело… Мария зажала голову руками. Она боялась услышать визг, предсмертный стон. В изнеможении опустилась на порог. Горячие застоявшиеся слезы хлынули из глаз.