Сергей Алексеев - Ох, охота!

Я впервые увидел, как мой батя, большой сильный человек, плачет…

Он вспоминал Лютру всю жизнь, считал, что другой такой собаки больше не будет — может, связывал с ней свою молодость, азарт, удачу, но и в самом деле подобной лайки он больше не нашел и сам умер, как его любимица, изработанный и обезноженный в возрасте 57 лет…

Иногда у нас было до семи собак с молодняком. Отбор был жестким, и после каждой охоты поголовье сокращалось, пока не оставалось две-три толковых. Философия была простой, крестьянской, никто бесполезную собаку кормить не станет. Окончательный отбор был после медвежьей: за трусость безжалостный расстрел на месте. Отец и это объяснял просто — в критической ситуации сбежит и подставит, сдаст зверю с потрохами. В результате всегда оставалась одна собака, но самая лучшая. Он не жалел даже тех, кто неплохо уже начинал работать по белке и соболю. Но безмерно радовался, когда кандидат на собачью доху вдруг проявлял чудеса храбрости, вязкости и без всякой специальной тренировки, а по природе своей начинал умело крутить зверя, и даже если отпускал его, то прибегал с медвежьей шерстью в пасти. Лайка уникальна тем, что универсальна и работает как по малой птице, так и по крупному зверю. Когда охотник уверен в собаке, он ходит по тайге без опаски, что случится какая-нибудь неожиданность. Слушая голос лайки, можно за километр определить, по кому она работает. Но особо ценной собакой считается еще и понятливая, то есть, если ты вышел за белкой, она не станет отвлекаться на зайцев, глухарей и даже лосей, хотя непременно укажет присутствие сопутствующей добычи, мол, я сказала, а ты решай, надо, не надо. Если же еще у нее верховое чутье, когда лайка находит зверька не только по запаху следа, которого может и не быть, если тот идет по кронам деревьев, а слышит характерный шорох и видит любое движение, то такой собаке и вовсе цены нет.

Карело-финская лайка

Вместе с угасанием промысловой охоты падает и качество разводимых местных пород. Когда-то было запрещено в традиционно охотничье-промысловые районы завозить иных, нежели лайка, собак, дабы помесью не портить сложившуюся за многие годы породу. Современная охота ради забавы все больше ориентируется на королевский стандарт: ищущего развлечений человека с ружьем ставят на номер и загоняют на него добычу. Для этого не требуются какие-то особого качества собаки, лишь бы тявкала и ходила по следу, чтоб выгнать зверя или добрать подранка. А то и вовсе можно пса оставить дома, на балконе, поскольку егеря и сами все могут. Из-за этих загонных зверовых охот я испортил русско-европейскую лайку, Роя, которого взял в 1993 году, в тяжелые голодные времена. Задатки у него были прекрасные, в девять месяцев он с другими собаками уже крутил по глубокому снегу секача и, не соразмерив азарт и опыт, угодил под него. Все происходило в густом еловом подлеске, стрелять было опасно из-за мельтешащих собак, и мне показалось, все, пропал щенок. Однако через мгновение он возник из сугроба помятый и потоптанный, но снова бросился на кабана. После этой охоты Рой болел три недели, едва вставал, подволакивал задние лапы, но молодость взяла свое, и уже через месяц он вытропил, и по сути, выгнал на меня лося. Я уж было возгордился, что обрел себе верного и достойного товарища, однако охотиться в одиночку становилось занятием, не соответствующим времени и положению. Голодная пора миновала, охота стала коллективным удовольствием, в обыкновение вошло проводить загоны, и приходилось оставлять собаку дома. А если берешь с собой, то вместе с ней становись загонщиком, на что у самого уже не хватало здоровья, да вроде уже на номере стоять положено. Рой все чаще оставался в квартире, где было кому баловать, и в конце концов из охотника он превратился в веселого друга и всеобщего ласкового любимчика. Теперь ему скоро 14 лет, и о боевой юности напоминает лишь поврежденный кабаном крестец — болят задние ноги…

Притравка лаек

Официально существует всего четыре породы лаек — западно-сибирская, русско-европейская, карело-финская и восточно-сибирская, которые определяются специалистами по росту, окрасу, размерам — в общем, по экстерьеру и характерным охотничьим качествам, но это так называемые заводские, стандартизированные породы. На самом же деле основная масса лаек — это помесные , что вовсе не означает беспородные. Именно из них профессиональные охотники и подбирают себе собаку, поскольку, например, с Крайнего Севера просто так не слетаешь на материк, чтобы присмотреть себе щенка в питомнике. Бывают в этих местах свои заводчики, у кого, например, подобралась отличная по качествам смычка — кобель и сука репродуктивного возраста. Тогда начинается ажиотаж, очередь за щенками, и несколько поколений этих собак поддерживают на хорошем уровне местную породу, однако через десяток лет начнется затухание.

У старообрядцев, в прошлом с хорошо налаженной, хотя и замкнутой, связью и «инфраструктурой», вопрос племенной работы решался на очень высоком уровне. Кержаки обменивались не только богослужебными книгами, информацией, невестами, но еще и собаками, и по Соляному пути на случку водили хороших кобелей, носили щенков из конца в конец огромной Сибири и за Урал. Поэтому, например, у староверов в Саянских отрогах, в потаенных скитах, можно было обнаружить черно-белую русско-европейскую лайку, а у архангельских — эвенкийскую лайку, которую принято называть восточно-сибирской. Причем кержаки никогда не кормили пустых собак, вели тщательный отбор, и в результате сформировалась своеобразная порода, которую в шестидесятых охотники называли кержацкой, и считалось за удачу добыть такого щенка.

Дело в том, что промысловики, исхаживая тайгу, часто натыкались на старые скиты и поселения либо на вновь образованные, а поскольку умели держать язык за зубами, то заводили дружбу со старообрядцами. У деда Аредакова угодья были на Тонгуле, считались самыми отдаленными и богатыми, поскольку бывший поручик всегда сдавал пушнины больше всех, ходил в передовиках, получал премии. И собаки у него были самыми лучшими — когда-то отец взял у него щенка, из которого потом и выросла Лютра. Дед совсем постарел, его участок отдали приезжему промысловику по прозвищу Шиш, тридцатилетнему парню, окончившему охотничий институт в Кирове. Этот образованный, физически крепкий и увлеченный человек с жаром взялся за работу, но в первый же сезон получил шиш — не добыл и четверти от того, что добывал слабосильный, старый поручик. Шиш решил, что это от незнания угодий, взял бутылку и пришел к Аредакову, дабы поговорить по душам и почерпнуть у деда хитрости ремесла на этом участке. Но прожженный, привыкший таиться беляк толком ничего ему не рассказал, и лишь перед его смертью стало известно, что Аредаков еще со времен Гражданской войны дружил с семьей старообрядцев, тайно живущей в среднем течении Тонгула. Приносил и привозил им на обласе провиант, соль, муку, мануфактуру, а забирал пушнину и сдавал потом как свою. И своих прекрасных лаек получал от них же. Так что Шиш еще года два помаялся в его угодьях и куда-то исчез. После него на этот лакомный кусок многие рты открывали, Володя Тараха даже бросил отцовский участок, развелся с женой и уехал на Тонгул, ибо все еще будоражили увлеченные головы промысловиков слухи о его богатстве. Но тоже получил шиш и куда-то пропал…