Иосиф Халифман - Операция „Лесные муравьи

Как же в таком случае живет это насекомое? На привале за первую неделю брюшко самки увеличивается в пять раз… Проходит ещё день-другой, и самка, которая в пору еженощных переходов не сносит ни одного яйца, принимается червить, становясь с каждым часом все более плодовитой. Наконец наступают дни, когда она откладывает по 3–4 яйца в минуту, по 200 яиц в час, по 4–5 тысяч в сутки. Т. Шнейрла, например, на пятый-шестой день после того, как самка начала червить, насчитал в клубке-стоянке свыше 25 тысяч яиц.

Однако из чего же формируются все эти яйца, тысячи яиц, общий вес которых вскоре начинает превосходить вес самого насекомого?

Огромная свита водоворотом кипит вокруг самки, через каждые 15–20 секунд няньки уносят новое яйцо, укладывают его в пакет, облизывают.

Да! Кочевые муравьи не кормят своих самок, но посвятившие себя изучению Дорилин, Эцитонов и прочих кочевых видов натуралисты свидетельствуют: рабочие муравьи на привалах время от времени подбегают к самке, чтобы прикоснуться язычком к перепонке между вторым и третьем кольцами на её брюшке. Для чего? Возможно, эти прикосновения имеют целью не снять с поверхности хитина выделение, подобное тому, которое производится личинками, а, наоборот, нанести питающую слюну (секрет кормовых желез) на тонкую перепонку между тергитами?

Как только из яиц начинают вылупляться личинки, рабочие муравьи переключаются на воспитание растущего потомства. Личинки неописуемо прожорливы, поэтому муравьи все больше внимания начинают уделять им, и яйценосная оргия утихает. Самка быстро худеет, а вскоре и вовсе перестает откладывать яйца. Личинок же появляется все больше, и муравьи постоянно их облизывают, поедая питательные выделения.

Изменение пищи снова меняет течение жизни в семье. К тому же за прошедшие дни масса молодых муравьёв вышла из коконов, ещё резче усилив перемены в состоянии и потребностях семьи.

Наступает день, когда опустели последние коконы, удерживавшие семью на привале. Самка приобрела походную форму. Личинок же подросло столько, что теперь все заняты их кормежкой и облизыванием, а оно действует на рабочих муравьёв, как зовущий сигнал горниста, походная дробь барабанов.

Муравьиный клуб рассыпается, рабочие выстраиваются в колонну. И вот только груда пустых коконов остаётся на месте, где под охраной семьи созревали куколки и выводились из яиц молодые личинки.

Окончилась полоса временной оседлости, вновь настала пора еженощных переходов и маршей с короткими отдыхами на дневных стоянках.

Не отсутствие корма в районе лагеря сняло семью с места, а опустевшие коконы и подрастающие личинки. Теперь кочевки будут продолжаться до тех пор, пока личинки, закончив развитие и поспев для окукливания, не перестанут кормить своих носильщиков выделениями, поддерживающими в муравьях потребность в перемене мест.

А во время маршей матка движется, неся на спине несколько десятков, целый комок живых рабочих, хотя вряд ли ей это легко. Своими телами они защищают матку от возможных нападений хищных птиц, от других опасностей кочевой жизни, и в то же время, сменяясь, продолжают облизывать перепонку между вторым и третьем кольцами на спинной стороне брюшка, — словно на ходу «заправляют» матку кормом.

Таков жизненный цикл кочевников с органически присущей их ордам аритмичностью поведения, скрывающей глубоко замаскированный ритм. Здесь неукоснительные законы природы предстали перед исследователями, словно некая странная прихоть, словно каприз случая, сохраняемые и поддерживаемые целым строем гармонически взаимосвязанных, согласованных инстинктов и реакций.

Вопреки опасениям агностиков, натуралисты дознались, что именно толкает колонны кочевников вперед (биохимики вот-вот объявят уже и формулу вещества, сочащегося сквозь покровы личинок!), дознались, почему кочевники задерживаются временами на своих бивуаках (уже математически вычислена зависимость между продолжительностью привалов и температурной кривой воздуха), натуралисты уже поняли, чем направляется движение колонн (путь их удастся, видимо, расшифровать с помощью метеорологических карт, составляемых для микрорайонов).

Но теперь, когда многое проясняется, встает ещё один и, должно быть, наиболее существенный вопрос: какое стечение обстоятельств, какое совпадение условий породило этот прихотливый закон развития? Как стало постоянным непостоянство кочевников, как сделались устойчивыми и стабильными их подвижность и непоседливость? Чем воспитаны, как включились в наследственность и превратились в необходимость поразительные повадки южноамериканских легионеров, «солдадос» или африканских гонителей — «зиафу»?

Вплотную подходя к разгадке тайн рождения видов, современная биология все чаще сталкивается с подобными вопросами, которые, может быть, лишь теперь впервые решаются по-настоящему.

Говоря о кочевых муравьях, необходимо, очевидно, принять во внимание прежде всего то, что подавляющее большинство их приурочено к тропической зоне. Нельзя забывать также, что отдельные черты кочевого поведения и ряд свойств, за которые эти муравьи получили общее название воинственных, встречаются у других муравьёв, не связанных систематическим родством с настоящими кочевниками. Сходные условия существования закономерно воспитывают у живого сходные особенности и черты. А способность совершать кочевки или скопом нападать на жертву, представляя своеобразное порождение эффекта группы, биологически важна в разных планах: частая смена пастбищ, расширение территории питания и обогащение пищевого ассортимента придают видам особую силу и жизненность, которыми так отличаются наиболее развитые кочевники.

Выше мы рассказывали о стратегических талантах кочевых муравьёв при наземных операциях. Но некоторые виды охотятся и на деревьях. Муравьи рассыпаются по веткам и, сцепляясь челюстями и ножками, образуют тонкие цепочки, которые, быстро удлиняясь, свисают с кроны до самой земли. По этим живым цепочкам на разные участки кроны взбегают новые фуражиры. Ветер раскачивает цепочки, забрасывает их с одного дерева на другое, и муравьи перебираются туда по своему воздушному мосту. Таким способом кочующие муравьи могут форсировать и небольшие реки.

Если колонне преграждает путь широкая река, то все муравьи свиваются в клубок, образуя огромный шар с личинками внутри. Эти шары плывут, не рассыпаясь, хотя муравьи в них все время перемещаются: те, что попали под воду, вскоре выбираются наверх, оказавшиеся на их месте тоже недолго здесь остаются. А прибьют волны шар к берегу, клубок рассыпается и орда шестиногих кочевников выбирается на сушу, выстраивается в колонну.