Владимир Данилов - Семнадцать перышек

Настроение у всех сразу поднялось. Парни не скупились на похвалы Гыде. А когда сварили оленину, все косточки до единой были отданы нашему кормильцу.

В эту ночь мы в отличном настроении забирались в спальные мешки.

— Братцы, а что если Гыда пойдет по своим кладовкам ночью? — спросил кто-то из парней.

— И то верно. Ты бы, Михалыч, привязал Гыдана. Голод ведь не тетка, будь она неладна эта пурга, — посоветовал начальник отряда.

Я взял тонкий тросик антенной растяжки. Один конец намотал на руку, другой пристегнул к ошейнику Гыды.

Уже под утро я почувствовал, что кто-то дергает меня за руку. В палатке все спали, а у входа нетерпеливо поскуливал Гыда. Я мигом оделся и вышел вместе с Гыдой. Он тотчас исчез в беснующихся снежных вихрях. И если бы не туго натянутый тросик, я бы подумал, что Гыду унесла свистящая поземка. Проваливаясь по пояс в снегу, я как мог поспевал за Гыдой.

Но вот тросик ослаб, и когда я подошел к собаке, Гыда уже рыл нору.

Я чуть не расцеловал своего друга, когда он выбрался из-под снега с таким же куском оленины, как накануне. Гыда, словно чувствовал, в какую беду попали люди, и положил добычу к моим ногам.

Когда все в палатке проснулись, печурка гудела, а в котле варилось мясо.

Девять дней над Гыданской тундрой бесновалась пурга. Девять дней в плену был наш маленький отряд и экипаж самолета. И пять дней из девяти нашим кормильцем был Гыда.

Пурга утихла так же внезапно, как и началась. Мы проснулись от этой тишины. Когда выбрались из палатки, над сопками выдвинулся краешек солнца, и ослепительно засверкала нетронутая снежная целина.

Пока пилоты заканчивали ремонт самолета, мы свернули палатки и погрузили все снаряжение.

Нашему спасителю Гыде мы отвели самое лучшее сиденье у окна. Но когда самолет задрожал и тронулся с места, Гыда перебрался в проход и улегся на тюках.

Встречать наш самолет в Диксоне пришло много людей. Был среди них и мой друг-радист, подаривший мне Гыду. Когда мы обнялись с другом, я сказал ему:

— Спасибо тебе за подарок. Собаке цены нет…

А Гыда недоуменно смотрел на нас и совсем не догадывался, о чем мы говорим.

На медведей люди много напраслины наговаривают. Будто где-то на человека напал, в лагерь средь бела дня забрел, палатку порвал, продукты разбросал. Двадцать лет я по тайге хожу, а такого не случалось. Может и было где, так не потому, что у медведя свирепый нрав. Просто силища у зверя неимоверная, а еще больше любопытства. И всегда, как только заходит разговор о шкодливых медведях, я вспоминаю один случай.

Прошлым летом наш отряд с караваном оленей пробивался через тайгу к затерянной в горах речке Нидымкан. Каюром в отряде был старик-эвенк Максим Удыгер. Уже несколько лет он ходит с нами в маршруты и края эти знает так, что хоть карту по нему сверяй.

Многих молодых геологов научил Удыгер жизни в тайге. Говорил Максим мало, но помощник в маршруте был незаменимый. Оленей у нас было полтора десятка, на каждом вьюки. Встретится в пути обнажение, надо взять образец, геолог-новичок вспомнит, что молоток остался в суме. А на каком олене та сума навьючена — забыл. Бежит к Максиму. Так, мол, и так, молоток позарез нужен, выручай.

Нам все олени казались на одно лицо, а каюр безошибочно указывал на того, который вез суму с молотком новичка.

Помню, стояли мы на безымянной речушке. Только разбили лагерь, подходит к Удыгеру Аленка — студентка из Москвы. В нашем отряде полевую практику проходила.

— Голубчик, Максим, будьте добры, скажите, пожалуйста, где у нас анероид [4] Анероид — барометр. ?

Старик пожевал губами и, не в силах докопаться до смысла вопроса, ответил:

— Тоню понимаю, Лотта понимаю, Виктора понимаю, а тебя нет. Ты что, не русский? Какой такой нероид?

Аленка принялась объяснять как могла, что ей нужна круглая пластмассовая коробочка со стрелками под стеклом. Что лежит эта коробочка в какой-то вьючной суме, а в какой — она не может вспомнить.

Каюр терпеливо слушал, согласно кивал головой, а когда Аленка кончила говорить, ответил:

— Однако тебе барометр надо. Сейчас принесу.

В последних числах июня мы, наконец, добрались до Нидымкана. Здесь нам предстояло прожить целый месяц. Работы было много — надо облазить все ущелья примыкающих к Нидымкану гор и взять образцы.

Однажды кто-то из ребят разузнал, что у нашей Аленки приближается день рождения. И тогда, тайком от нее, решили устроить общий праздник, чтоб ей на всю жизнь запомнился первый маршрут.

В свободный от работы час парни уходили с удочками и спиннингами к реке. Приносили тайменей, ленков, хариусов. Вся их добыча под руководством Удыгера вялилась, солилась, коптилась. Вечерами над нашим лагерем витали такие вкусные запахи, будто здесь на таежной реке проходили соревнования лучших поваров мира.

Девчата кипятили в котле банки со сгущенным молоком, чтобы получилась сливочная тянучка. Из толченых белых сухарей и все той же сгущенки сделали торт.

В день Аленкиного рождения все вели себя так, словно ничего и не произошло.

Даже когда сама Аленка, выбравшись утром из палатки, сообщила об этом хлопотавшим у костра парням, Лотт невозмутимо ответил:

— Поздравляем… Тебе, может быть, по такому случаю выходной устроить? Моей бабушке сегодня семьдесят стукнуло. Она уже на пенсии. Но тем не менее я иду в маршрут.

Аленка вспыхнула:

— А я и не собираюсь просить выходной. Просто я думала, что вы…

Но кто-то из парней не дал ей договорить.

— А мы уже умылись. И зубы почистили. Ты сегодня умываться не собираешься?

Аленка отмахнулась от языкастых парней полотенцем и побежала к реке.

По случаю Аленкиного дня рождения маршруты в этот день были короткими. Все отряды вернулись в лагерь, когда солнце еще стояло над тайгой.

— О, странники! Стряхните дорожную пыль с ваших сандалий. Совершите омовение и усладите уста свои пищей богов, — приветствовала всех, кто возвращался в лагерь, геолог Тоня.

Между палатками стоял длинный стол из тесаных лиственниц, уставленный всевозможными яствами. Все это настряпали наши «боги» — девчата и парни во главе с Удыгером.

Теперь Аленке пришлось прямо-таки отбиваться от поздравителей. Наконец настала минута сесть за стол.

— Ой, ребята, подождите! — воскликнула вдруг Аленка. — Я сейчас. Ведь должна же и я что-то на стол принести.

Все решили, что у нее к такому дню припасена какая-нибудь сладость. Но, к удивлению, Аленка побежала не в свою палатку, а к реке.

Среди высокой травы на берегу Нидымкана ярко горели головки жарков. Аленка торопливо рвала цветы и над травой белой бабочкой порхал заплетенный в косу праздничный бант.