Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси

Тем временем, однако, появились сторожа и служащие сада, вооруженные вилами и другими неприятными принадлежностями власти. Фыркающие, ревущие и рычащие чудовища-борцы были разогнаны, и Последний бык, который знал кое-что о превосходстве человека, был отведен в свой хлев и заключен в нем. Его не выпускали оттуда в течение целых двух дней. И в это время вторая решетка, параллельная первой и отстоящая от нее на расстоянии пяти-шести футов, воздвигалась между его лугом и пастбищем лося. Через эту недосягаемую нейтральную зону оба противника в течение нескольких дней оскорбляли и вызывали друг друга. В конце концов, утомленные руганью, они в один прекрасный день решили не обращать друг на друга никакого внимания.

После этого Последним быком, по-видимому, овладело мрачное и злобное состояние духа. Он любил отдаляться от своего маленького стада и, заняв свое одинокое место на холме, мог часами стоять там неподвижно, точно окаменелый. Изредка только он помахивал своим длинным хвостом, а взгляд его неизменно был устремлен на запад, как будто он знал, где протекало великое прошлое его племени. С западной стороны его пастбище было окаймлено густой рощей из каштанов, кленов и дубов, скрывавшей крыши города и заглушавшей шум городского движения. За городом простирались горы и обширные озера, которых он не мог видеть. Но за озерами и горами тянулись безграничные равнины, которые, может быть (кто знает?), каким-то странным образом могли видеть его мрачные глаза.

Среди сторожей и служащих господствовало мнение, которое они высказывали с тревогой и сожалением, что Последний бык «плохо кончит». Но главный сторож Пэйн, сам сын равнин, думал иначе. Сочувствуя зверю, он заявил, что буйвол просто болен тоской по родине, что он скучает по вольному ветру ее открытых равнин, которых не топтали еще никогда его плененные мощные ноги.

Последний бык становился все угрюмее и мрачнее. Посетители сада, проходившие по широкой аллее мимо его пастбища, казалось, раздражали его. Когда собравшиеся кучкой зрители громко восхищались им, он поворачивал к ним свою низко опущенную голову и смотрел на них полным мрачного бешенства взором. Казалось, он горел желанием вырваться и отомстить им за все зло, которое ему причинили. Это затаенное в сердце его негодование на человечество простиралось в равной, если не в большей, степени на все существа, которые казались ему союзниками или слугами людей. Если случалось иногда, что близко от него мимо загородки проходили мужчины или дамы с собаками, он рыл землю от бешенства. Дико поводил он глазами, налитыми кровью, и при виде лошади, которая терпеливо тащила каток или грохочущую косилку для дерна. Но особенно яростно он ненавидел небольшого дрессированного слона Бонга, который по временам, лениво раскачиваясь, проходил мимо, размахивая из стороны в сторону своим хоботом и таща на спине ораву кричащих во все горло детей.

Бонг находился на привилегированном положении, так как он был ласковый и достойный доверия зверь. Ему предоставлялась полная свобода по утрам, до появления посетителей сада, которые могли бы испугаться при виде слона, гуляющего на воле. Он никогда не вмешивался в чужие дела и никогда не обращал ни малейшего внимания на обитателей клеток или огороженных мест. Он совершенно не подозревал о тех враждебных чувствах, которые он пробуждал в злобном сердце Последнего быка.

Однажды, в морозное утро в конце ноября, когда вся трава в саду почернела от мороза и пруды подернулись серебристыми полосами льда, когда все тонуло в белой мгле, сквозь которую пробивались шафраново-красные лучи низко стоявшего солнца, когда осенний воздух уже дышал холодом и возбуждал аппетит, Бонг случайно проходил мимо пастбища Последнего быка. Он не видел буйвола. Но ему хотелось есть, — такое уж это было бодрящее и возбуждающее аппетит утро — и он заметил охапку свежего сена по ту сторону решетки.

Бонг не был вором. Но сено всегда казалось ему общим достоянием, подобно траве и воде, а это сено, кстати, имело очень вкусный вид. Совесть Бонга настолько была чиста, что он и не подумал даже посмотреть кругом, не следит ли за ним кто-нибудь из сторожей. С невинным видом, раскачиваясь на ходу, он подошел к решетке, просунул сквозь нее свой гибкий хобот, захватил порядочный клок сена и, счастливый и довольный, сунул его в свой странный, узкий, заостренный рот. Да, он не ошибся. Это было хорошее сено. Вполне удовлетворенный, он вновь просунул хобот, чтобы взять вторую порцию.

В это время Последний бык стоял около решетки, немного в стороне. До сих пор он не замечал сена. Ему не хотелось есть. Кроме того, он не одобрял этого сена, потому что оно пахло ненавистным запахом человека. Тем не менее он считал его своею собственностью. Он считал, что оно предназначено ему на съедение. Поэтому он не только изумился, но пришел в бешенство, когда увидел, как наглый маленький слон просунул свой серый хобот через решетку и хладнокровно ест сено. С минуту он стоял, остолбенев, и ничего не предпринимал. Но когда, несколько секунд спустя, длинный изогнутый хобот Бонга снова проскользнул за решетку и ухватил вторую охапку сена, оскорбленный собственник встрепенулся. Испустив короткое мычание, похожее скорее на кашель или на хрюканье, чем на рев, он ринулся вперед, чтобы раздавить дерзкий длинный нос. Вздрогнув, Бонг быстро оттянул хобот назад, и как раз вовремя, потому что это спасло его от удара, который, несомненно, сделал бы его калекой. Одно мгновение он стоял, высоко подняв в воздух хобот и изумляясь, чем было вызвано столь беспричинное, как ему казалось, нападение. Потом его маленькие прищуренные глаза сверкнули, и он испустил гневный и резкий трубный звук. Протянув хобот поверх решетки, он словно цеп опустил его на горб Последнего быка с такой ужасающей силой, что громадный зверь грохнулся на колени.

Буйвол быстро вскочил и с размаху, как безумный, бросился на неумолимую сталь, отделявшую его от врага. Бонг колебался секунду, потом, протянув вторично хобот поверх решетки, злобно обхватил им рога Последнего быка у их основания и пытался скрутить ему шею. Это предприятие было, однако, не по силам даже такому титану, как слон. Вся мощь Последнего быка заключалась именно в мускулах его узловатой и огромной шеи. С бешеным ревом бык бросался из стороны в сторону, напрасно стараясь отбиться от этого непонятного ему змееобразного предмета, который так основательно прикрепился к нему. Бонг, дико трубя, широко расставив свои ноги-столбы, упирался ими изо всех сил. Казалось, стальная решетка падет под ударами. Но шумная и ожесточенная битва скоро кончилась. Толпа подоспевших сторожей прекратила побоище. Бонга, казавшегося явным зачинщиком, втолкнули в его стойло, и он был подвергнут серьезному наказанию.