Жак-Ив Кусто - Сюрпризы моря

Из «Дневника» Альбера Фалько

«19 декабря. Отправляюсь на Контуа вместе с Мишелем Делуаром, Иваном Джаколетто и Раймоном Амадио. На острове нас встречают Бернар и Патрик Делемоты, Жан-Жером Каркопино и Вальвула, прося оказать честь лагерю. Что еще надо? Белопесчаный тропический пляж, пальмы — чтобы предоставить нам тень, карибский бриз — чтобы ласкать кожу, и рядом, у маяка, пресная вода. О такой жизни могут мечтать миллионы людей, путешествующих по миру, и миллионы сидящих дома!

Однако мечта неожиданно превращается в кошмар. На Контуа обитают свои тираны: ужасные маленькие москиты ниа-ниа, агрессивные и назойливые. Миниатюрные мучители атакуют нас плотными рядами, не оставляя в покое ни на секунду, и лишь одежда предохраняет от их ярости.

Когда приходит их время, на чистом песке выстраиваются длинные цепочки ракообразных, которые идут, идут нескончаемой колонной… Куда? Что заставляет их мигрировать? Мы пытаемся разобраться в этом.

20 декабря. Весь день мы переправляли необходимые грузы с „Калипсо“ в лагерь. Утром я забрался в вертолет к шефу и Джерри сделал рекогносцировочный зигзаг над проливом, отделяющим Контуа от Юкатана. В прозрачной воде с высоты очень хорошо просматривались возможные пути миграции лангустов. Большинство подводных троп должно пройти севернее острова, где море глубже; именно там, кстати, и ждали добычи рыбацкие сети. Миграционные дорожки слегка искривлялись и терялись на возросшей глубине. Перед началом шествия лангусты соберутся маленькими группами вблизи северного берега Юкатана, в окрестности мыса Каточе.

С вертолета все казалось простым. Но аквалангистам предстояла нелегкая работа. Обширная площадь, которую следовало держать под наблюдением, очень узкие зоны прохождения ракообразных и краткая продолжительность миграции — все это заставляло значительно увеличить число дневных и ночных погружений, чтобы не лишиться целостной картины.

После полудня я изучал окрестности лагеря вместе с Мишелем Делуаром и Бернаром Делемотом. На берегу мы обнаружили груды оторванных голов лангустов и панцирей мечехвостов. Сильный запах разлагающейся рыбы насторожил нас. Он исходил от четырех огромных акул-молотов, выброшенных на песок. Нельзя было определить, убиты ли они рыбаками или погибли естественной смертью.»

Жизнь лагеря наладилась: доставка пресной воды, кухня, мытье посуды… и, конечно, безжалостные ниа-ниа. Они ухитрялись проникать даже через тонкую противомоскитную сетку.

«Однажды утром, — рассказывал Бернар Делемот, — я проснулся и подпрыгнул: наш зодиак болтался в море, в 50 м от берега. Тревога! Я было приготовился вскочить во вторую лодку, чтобы перехватить его, когда заметил в нем Делуара, Джаколетто и Каркопино, которые сбежали в море от москитов. Они не могли уснуть и разожгли огонь, чтобы отогнать ниа-ниа. Напрасные старания! Каркопино только спалил себе брови… Прекратив сопротивление, они ушли ночью в море».

Чтобы не упустить начало миграции, команда дважды в сутки — днем и ночью — направляла разведывательную группу, состоящую из осветителя и оператора, к рыбачьим сетям. Пока в них попадали только небольшие синие крабы, различные рыбы, а также морские птицы, которых аквалангисты освобождали, если это было не слишком поздно.

Остров Контуа впечатляет разнообразием красот. Лагуна, в которой Альбер Фалько и его команда поставили зодиаки для защиты от шквалистого северного ветра, составляла лишь часть сложной системы внутренних водоемов, в которых царят мангры.

Эта экосистема имеет особую флору, состоящую из деревьев авиценнии, цериопсов и их опорных корней. Странные растения, принадлежащие к ризофорам (семейство Rhizophoracies), обеспечивают существование растущего камбиального слоя в тине благодаря мощным, выступающим над водой воздушным корням — пневматофорам. У деревьев очень жесткие листья и цветы, собранные в чашечки. Семена вместо того, чтобы, созрев, падать на землю, дают побеги непосредственно на ветвях, по мере роста удлиняющиеся и свешивающиеся вниз. Отделяясь в таком виде от родительской ветки, они падают в воду и зацепляются где-нибудь в тине; там они пускают корни и образуют новые деревья.

В этом фантастическом переплетении опорных и воздушных корней, листьев и ветвей существует своя фауна, которую нельзя найти ни в каком другом месте.

На Контуа, где был разбит лагерь, среди прибрежных скал мы обнаружили свалки высохших полуобрубленных панцирей лангустов, оставленных рыбаками .

Шлюпки осторожно продвигаются в горьковато-соленой воде: в любой момент здесь можно попасть в природную ловушку. Потревоженные коричневые пеликаны выплывают из зарослей и, взлетая, громко протестуют — этот мир не привык к вторжению…

«Погрузившись с аквалангами в воду, — говорит Альбер Фалько, — мы мягко скользили в теплой недвижной воде. Глубина ее не превышала полутора метров, и при каждом чуть более сильном толчке ластами вздымалось облако ила, ухудшавшего видимость и оседавшего столь медленно, что это приводило в отчаяние.

Даже когда вода не была взмучена, все на дне казалось покрытым слоем пыли, как в старом заброшенном доме, с мебели которого лет тридцать не снималась пыль… Мы продвигались в сплетениях гниющих корней и нагромождениях разлагающейся студенистой растительности, покрытых пятнами омертвевших водорослей, распадавшихся от прикосновения к ним».

Подводный мир Контуа по прелести не уступает тому, что мы видели вблизи Мюжере. Аквалангист проходит под удивительной триумфальной аркой коралла Антипатария (шипастые кораллы), разветвлением напоминающего иву.

Лангуст тропиков, украшенный рубинами и агатом, ожидает добычу у выхода из трещины, которая служит ему убежищем. Если другое ракообразное приблизится сюда, он прогонит его со своей территории.

Но эта обширная впадина, пребывающая в состоянии непрестанного разложения, представляет собой не только кладбище. Илистая с белесым оттенком вода лагуны кишит живыми организмами. Для роста и воспроизводства они должны усваивать вещества простого строения, возвращенные разлагающимися организмами в экологический круговорот органических веществ. Таков лик природы: она одновременно и могила, и колыбель. Умирающее возвращает свою материальную субстанцию зародившемуся.