Джеймс Хэрриот - Среди Йоркширских холмов

— Вот именно. — Я еще раз намылился, нажал на широкую мордочку и… Какое блаженство ощутить, что голова, шея — весь теленок отодвигаются внутрь без малейших помех. Теперь места оказалось достаточно, чтобы ввести петлю, зацепить одну ногу, затем другую… И вот уже наружу высунулись два раздвоенных копытца. Я ухватил их обеими руками, потянул, мордочка теленка выглянула наружу, и к величайшему своему облегчению я заметил, что ноздри подергиваются. Я засмеялся:

— Тед! Теленок жив!

— Слава Богу! — Тед перевел дух. — Теперь, значит, и за дело можно взяться?

— Да, но тут есть одна трудность. Тужиться она не в состоянии, и мы должны все сделать сами.

Проход все равно оставался тесным, и мы бились добрые полчаса. Осторожно тянули за ноги и за голову, то и дело прибегая к смазыванию. Скоро с нас уже градом катил пот, но Гвоздичке и горя было мало: она безмятежно брала сено из кормушки, как будто только это ее и интересовало. До последней минуты я терзался страхом, что таз теленка окажется слишком широким. Но вот еще одно усилие — малыш появился на свет, и я успел подхватить скользкое тельце.

Тед заглянул под заднюю ногу.

— Бычок! Ну да и так ясно было, уж очень крупный оказался! — Он весело улыбнулся. — Вообще-то я телочек предпочитаю, только за этого можно будет хорошую цену взять как за производителя. Родословная у него прямо отличная с обеих сторон.

Он принялся растирать соломой ребра и голову. Теленок в ответ задрал мордочку и фыркнул. Гвоздичка мигом обернулась и испустила негромкое радостное мычание — с удивлением, как показалось мне. Она ведь ничего не знала о наших маневрах и явно не могла взять в толк, откуда появился этот восхитительный малыш. Мы подтащили его к ее морде, и она принялась усердно вылизывать мохнатую шерстку.

Я улыбнулся. Такие минуты, мне не приедаются — минуты, вознаграждающие ветеринара за все трудности и невзгоды.

— Приятно смотреть на них, Тед. Вот бы все отелы так кончались!

— Черт, мистер Хэрриот, вы верно говорите. И уж не знаю, как вас благодарить. Я же думал, задохлика получу на этот раз, не иначе. — И он дружески хлопнул меня по спине, когда я снова нагнулся к ведру.

Вымыв руки, я обвел взглядом стойла с ухоженными коровами. За несколько месяцев Тед полностью обновил коровник — срубил старые деревянные перегородки и заменил их металлическими трубами, оштукатурил стены, выкопал булыжник и залил пол бетоном. Все это он сделал сам и один.

Тед проследил за моим взглядом.

— Ну как вам тут у меня теперь?

— Вы просто чудеса сотворили, Тед. И молочную построили отличную.

— Мне бы министерскую лицензию получить, вот что! — Он потер ладонью подбородок. — Только не все тут нормам точно отвечает. Расстояние между задней стенкой и стоком поуже положенного. И тут ничего не сделаешь. Ну и еще кое-что в таком роде. Но если министерство выдаст мне лицензию, так я с каждого галлона молока буду на четыре пенса больше получать, а это, знаете ли, разница!

Он засмеялся, будто прочитав мои мысли.

— Может, по-вашему, четыре пенса и не Бог весть что, так ведь нам-то денег много не требуется. По вечерам мы никуда не ездим — играем в картишки, лото или домино с ребятками, и других развлечений нам не надо. А коров этих нужно доить, кормить и чистить дважды в день триста шестьдесят пять дней в году, ну я к месту и привязан. — Он снова засмеялся. — Не помню даже, когда я в последний раз в Дарроуби заглядывал. Нет, нам много денег не требуется, да только сейчас я еле-еле на плаву держусь. А, ладно! После четверга все ясно станет. У них в четверг заседание по лицензиям.

Я промолчал. Не мог же я сказать ему, что на этом заседании именно мне поручено представить конфиденциальное заключение для Молочной комиссии о нем и его ферме. И все зависит от того, сумею ли я убедить их. Будет ли Тед получать лишние четыре пенса за галлон, зависит от меня! Мне стало страшно. Если ему откажут в лицензии, долго ли еще он сумеет продолжать свою борьбу за успешное ведение хозяйства на этом обдуваемом всеми ветрами склоне, где трава так скудна?

Я собрал свое имущество, и мы вышли из коровника. Вдыхая холодный чистый воздух, я смотрел, как тени облаков скользят по зеленым горбам холмов и по нескольким акрам, заключающим весь мир Теда — обнесенный стенками островок среди волн вереска, грозящих вот-вот захлестнуть и поглотить его. Эти акры необходимо было холить и лелеять, чтобы они не вернулись в дикое состояние, а стенки, покосившиеся и осевшие за века, постоянно теряли камни — еще работа, которую должен был выполнять один человек. Мне вспомнилось, как Тед однажды сказал, что нет удовольствия больше, чем проснуться ночью, сообразить, что вставать еще рано, перевернуться на другой бок и уснуть.

Я включил мотор, и Тед помахал мне широкой мозолистой рукой. Трясясь по выбоинам вниз по склону, я оглянулся на худую, чуть сгорбленную фигуру возле дома, обсаженного искривленными ветром деревьями, и вновь остро осознал положение Теда. В сравнении с его жизнью моя была просто райской.

Когда я проснулся в четверг, в мозгу у меня теснились фразы, убедительно доказывающие, что Теду можно и нужно выдать лицензию, и в машине, отправившись по ранним вызовам, я бормотал вслух свою предстоящую речь. В местном отделе Министерства сельского хозяйства мне нужно было быть в одиннадцать, и в десять я вернулся домой переодеться.

Я направился к лестнице, чтобы подняться в спальню, но тут вошла Хелен.

— Ты не поверишь! — произнесла она благоговейно. — Мистер Бендлоу увидел меня в окно, когда я проходила мимо, и отдал мне костюм!

— Костюм мистера Памфри?

— Да. Он перешит, и ты можешь его надеть… — Она умолкла и посмотрела на меня широко открытыми глазами.

Я уставился на пакет.

— Ну, подобного еще не бывало. Мы уповали на чудо, и наши надежды сбылись.

— Вот именно, — ответила она. — И по-моему, это хорошее предзнаменование.

— То есть?

— Ты можешь надеть его на заседание Молочной комиссии. В таком костюме ты их убедишь в чем угодно.

Ее слова попали в цель. Как оратору мне далеко до Уинстона Черчилля, и любая моральная опора была очень кстати. В спальне я торопливо сбросил рабочую одежду и влез в перешитые брюки. Длина их теперь была идеальной, но тут же обнаружилось кое-что, чего я при первой примерке не заметил. Пояс оказался таким широким, что доставал мне чуть не до подмышек и обхватывал грудь. В те дни в моде были такие пояса, удобно стянутые на талии. Вот только талия мистера Памфри располагалась заметно выше моей. Очередное поражение! Я обернулся к Хелен, и у нее задергались губы. Потом она опустила глаза и затряслась от подавляемого смеха.