Дэвид Эттенборо - В тропики за животными

— Наверное,— обратился я с надеждой к Сэнди,— они хотят всю ночь охотиться.

Он невесело рассмеялся.

— Будь уверен, они хотят другого. Но нет смысла даже пытаться уговаривать их. Индейцев торопить бесполезно.

Я перевесил свой гамак, натянув его на этот раз между деревьями, залез внутрь и расслабился, стараясь скорее заснуть. Индейцы, по-видимому, пребывали в прекрасном расположении духа. От их костра неслись крики и смех. Бутылка каньи ходила по кругу, и каждый надолго припадал к ней. Веселье принимало все более буйный характер. Один из индейцев с воплем швырнул пустую бутылку в кусты, а другой, порывшись в мешке, извлек новую, непочатую. Было ясно, что успокоятся они не скоро. Я повернулся и натянул на голову пончо.

Оглушительный хлопок вырвал меня из полузабытья, и что-то просвистело над моей головой. В тревоге я высунулся из гамака и увидел, что индейцы теперь уже скачут вокруг костра, потрясая ружьями. Один из них размахивал бутылкой, а другой с воплем вторично разрядил ружье в воздух.

Это веселье могло плохо кончиться, и надо было что-то предпринимать, пока не пролилась кровь. Я вылез из теплой постели и пошел в хижину. Чарльз был уже там. События у костра вынудили и его покинуть гамак, и теперь он поспешно распаковывал сумку с медикаментами.

— Боже правый,— вскричал я,— они попали в тебя!

— Не попали,— ответил он сумрачно,— но я хочу быть уверен, что и впредь не попадут.

Один из индейцев, шатаясь, подошел к нам и скорбно продемонстрировал пустую бутылку из-под каньи, держа ее горлышком вниз. Он промычал что-то, очевидно прося добавки. Чарльз вручил ему полную кружку воды, предварительно кинув туда что-то.

— Снотворное,— шепнул он мне.— Это ему не повредит, а нам, возможно, обеспечит более спокойную ночь.

Следом за одним индейцем подошли остальные. Они едва держались на ногах, но непременно хотели получить то же, что их приятель. Чарльз охотно снабдил снотворным каждого. Они разом приняли свои дозы и изумленно заморгали: очевидно, их отравленный мозг все же отметил необычный вкус выпивки.

Я не предполагал, что снотворное может подействовать так быстро. Не прошло и трех минут, как один из индейцев выронил ружье и тяжело плюхнулся на землю, тряся головой. Некоторое время он пытался сидеть прямо, раскачиваясь, как в нокдауне, но потом повалился на спину и заснул. Скоро все четверо крепко спали. В лагере воцарилась тишина.

Канья наградила индейцев чудовищным похмельем. Ни один из них не пошевелился до полудня, а потом они еще долго с несчастным видом сидели под деревьями. Глаза их были мутны, волосы неряшливо падали на лицо.

К вечеру они покинули лагерь. Я хотел верить, что, погуляв накануне, индейцы возьмутся теперь за работу, чтобы рассчитаться с нами за мате и фарину. Но мы их больше не видели.

Прошло два дня. На третий день в лагерь прибежала Куарента и, с лаем бросившись к нам, стала лизать руки. Следом за ней появился Дьябло. С непроницаемым видом, полный достоинства, он шел мягкой походкой, ведя за собой остальную свору. Собаки улеглись под деревом, а через десять минут из-за поворота выехал Комелли. Шляпа его была сдвинута на затылок, в бомбачо зияла огромная дыра. Увидев нас, он расстроено покачал головой.

— Ничего,— сказал он, спрыгивая на землю.— Я проехал на восток до самого конца монте, но ничего не нашел.

Комелли в сердцах плюнул и стал чистить лошадь.

— Вот пута,— сказал я, употребив слово, услышанное от Живодера. Произнесенное с оттенком ядовитой горечи, оно удивительно богато выражало чувство разочарования. Комелли усмехнулся, его начинающая отрастать черная борода резко оттенила белые зубы.

— Можете сами поискать,— сказал он,— да вряд ли найдете, разве что повезет. Был я тут, в этом монте, в прошлом году. И на каждом шагу встречал норы тату каррета. Ничего стоящего не попадалось, и я решил поохотиться на него. Просто хотелось посмотреть, что же это за зверь такой. Целый месяц я каждую ночь разыскивал его с собаками, но мы ни разу даже запаха его вшивого не схватили. Я подумал, пропади он пропадом, и послал его к черту. А дня через три, вечерком, еду я себе и уж забыл думать об этой дряни, как вдруг нате вам — один перебегает тропу ну прямо перед лошадью. Я спрыгнул и схватил его за хвост — плевое дело. Вот это и называется удачей. Тот тату каррета был первым и последним за всю мою жизнь.

Я, конечно, не был столь уж безрассудным оптимистом, чтобы вообразить, что Комелли вернется с живым гигантским броненосцем, притороченным к седлу. Но крохотный уголек надежды во мне все же теплился. Я надеялся, что Комелли, может быть, удастся найти нору, или след, или кусочек помета тату каррета, хоть какой-нибудь признак того, что это существо обитает в монте. Имея такую улику, мы могли бы организовать тщательный поиск по всей округе. Иначе искать не имело смысла.

Комелли хлопнул лошадь по крупу и пустил ее пастись.

— Не расстраивайся, амиго,— ему хотелось утешить меня,— старина каррета непредсказуем. Он может пожаловать к нам в лагерь сегодня же ночью.

Комелли отвязал от своей котомки полотняный мешок.

— На, возьми. Может быть, это сделает тебя чуточку счастливее.

Я развязал мешок и осторожно заглянул внутрь. На дне виднелся большой пушистый шар красноватого цвета.

— Не укусит?

Комелли со смехом покачал головой. Я запустил руку в мешок и одного за другим вытащил четырех маленьких пушистых зверюшек со сверкающими глазками, вытянутыми подвижными мордочками и длинными хвостиками с черными колечками. Это были детеныши носухи. На мгновение я забыл о гигантском броненосце — уж очень приятно было держать этих восхитительных малюток. Ничуть меня не испугавшись, они стали лазать по мне, негромко ворча, покусывая меня за уши и засовывая носы в карманы. Малыши оказались такими шустрыми, что я не мог их удержать и спустил на землю, где они тут же принялись носиться друг за другом, кувыркаться и ловить себя за хвост.

Взрослая носуха — существо отнюдь не безобидное. Она обладает неодолимым стремлением впиваться длинными клыками во все движущиеся предметы — большие и маленькие. Носухи живут семейными группами. В монте семья носух держит в страхе всех менее крупных его обитателей. Они пожирают всевозможных личинок, червей, птенцов, корешки растений — вообще все съедобное. Комелли рассказал, что его собаки наткнулись на самку с десятью детенышами и пустились за ними в погоню. Мамаша забралась на дерево, и, пока малыши поспевали за ней, Комелли успел поймать четырех детенышей. В таком возрасте они легко приручаются, и на свете найдется не много животных, более забавных, чем домашняя носуха. Я был в восторге от малышей.