Вики Майрон - Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир

– Кристи, – сказал мне как-то папа, заметив, что Баузер околачивается около бокового входа в дом, – ты зачем кормишь кошку?

– Эту кошку присвав мне дедушка, – заявила я. Я выговаривала еще не все буквы, и вместо фразы «Хороши красные розы» у меня получалось: «Ховоши квасные возы». Но меня это не смущало. – Папа, дедушка хочет, чтобы эта кошка жива у меня.

Типичная для девятилетнего ребенка, хитрая, но наивная идея воспользоваться чужим авторитетом, не так ли? Но я даже сейчас думаю, что в моей лжи присутствовала доля правды. Если человек чувствует пустоту, которую ему необходимо заполнить, но сам не может ее заполнить, то Бог посылает ему животное. И дедушка наверняка имел к этому отношение.

Мой папа во многом был похож на меня, а может, наоборот, я была на него похожа, во всяком случае характером. Он был мальчиком с фермы, не любил сидеть дома, предпочитал возиться в саду и очень любил животных. Я не боялась взять таракана и запихнуть в нос червяка, чтобы напугать сестру. Мама же всегда защищала сестру, она не очень любила животных. И папа все понял. Кроме того, он мог чувствовать себя виноватым в том, что случилось с Пуффи. Он, наверное, не думал, что я так тяжело перенесу смерть своей кошки.

Как бы там ни было, мне очень легко удалось уговорить папу оставить Баузер себе. Поскольку мама запретила мне держать Баузер в доме, он повесил для нее в гараже обогревательную лампу, потому что зимой в Миннесоте ужасно холодно (эта лампа была единственным средством не дать замерзнуть воде, которую я наливала ей в мисочку). Потом папа передвинул под лампу старый буфет, где он держал свои инструменты, и поставил на него картонную коробку с постеленным внутри одеялом. А через две недели, к нашему огромному удивлению, у Баузер появились котята. Она родила их во дворе, прямо под окном моей спальни. Вообще-то нежелательно трогать новорожденных котят, но папа решил сразу перенести их в коробку. Ведь у нас был настоящий пентхаус для кошек. Зачем же им валяться в грязи?

Нужно сказать, что из всех котят Баузер Маршмэллоу был далеко не самым симпатичным, а точнее, попросту некрасивым. Он родился последним, так что был слабеньким и очень робким. Его пушистая шерстка торчала дыбом, как волосы у девушек с неумелым перманентом, что разгуливали вокруг нашей школы, и была почти чисто белая. Я говорю – почти, потому что, к сожалению, у него был желтоватый подшерсток, из-за чего шерсть казалась грязноватой. Представьте себе овечку, попавшую в облако статичного электричества. Или лучше вообразите одуванчик с беловатосерой пушистой головкой из торчащих во все стороны семянок. Вот таким был Маршмэллоу.

Папа приставил к верху буфета, где в коробке жила Браузи с детками, доску до самого пола. Браузи стояла на полу и уговаривала котят спуститься вниз, вроде того, как птица учит летать своих птенцов. И они довольно лихо скатывались по доске один за другим. Последним неизменно оказывался Маршмэллоу. Он стоял наверху доски, дрожа от страха, и таращил круглые испуганные глазки на маму, которая подбадривала его мяуканьем. Его братишкам и сестренкам надоедало ждать, и они затевали шумную и веселую возню. А Маршмэллоу продолжал стоять и дрожать всем телом.

– Ну, давай, Мавшмэввоу, – уговаривала я его. – Беги вниз, это же так пвосто, у тебя повучится.

Наконец он делал крошечный шажок, потом оседал на бок, будто у него подогнулись лапки, и так, боком, медленно съезжал на землю.

– Моводец, Мавшмэввоу! А завтва ты уже сбежишь вниз, вот увидишь!

Вскоре котята подросли и перестали кормиться материнским молоком, один Маршмэллоу продолжал лезть к ней под животик и сладко чмокать. И ему по-прежнему не хватало храбрости сойти или сбежать по доске вниз – он все так же медленно сползал по ней боком. Родители позволили мне оставить его, вероятно считая, что он долго не протянет.

– Не давай ему молока, – предупредил меня папа, заметив, как я украдкой беру из холодильника пакет. – Он привыкнет к нему, а молоко стоит денег.

Тогда я, как заботливая мать, развела муку водой, и получилась смесь, очень похожая на молоко. Довольная собой, я поставила перед ним блюдечко, но он только разок лизнул и поднял на меня недоумевающий взгляд.

– В чем дево, Мавшмэввоу? Тебе не нвавится? Но ты довжен пить, чтобы стать сильным. Ты мне очень нужен.

Он так и не стал пить это пойло, но сил у него прибавлялось. Весной, когда начал таять снег, он уже ходил следом за матерью по двору. А я – за ними. Вскоре мы уже добирались до окружающей поле для гольфа узкой полосы деревьев, казавшейся мне тогда настоящим лесом. Там мы гуляли, и я поднимала камни и груды мокрых, слежавшихся за зиму опавших листьев, чтобы посмотреть, кто под ними прячется.

– Мавшмэввоу, посмотви на этого чеввяка, видишь, какой двинный, – приглашала я полюбоваться, как червяк, извиваясь, медленно полз по моей руке. – А вот, смотви, какой чудной камень. А это – бабочка, понимаешь?

В тот год я уже стала такой большой, что мне разрешили одной ходить в школу. Маршмэллоу провожал меня до ближайшего перекрестка, а затем садился и смотрел мне вслед. Когда я возвращалась домой, он всегда ждал меня на том же месте.

– Мавшмэввоу! – радостно кричала я и бежала ему навстречу.

Меня нисколько не смущало, что меня видели с ним, ведь я им так гордилась. Когда бабушка, которая подолгу гостила у нас, сказала, что она видела, как ровно в 2.30 он бредет к этому перекрестку, я чуть не лопнула от гордости и рассказала об этом всем своим друзьям. Они сочли, что для такого маленького котенка это просто потрясающе.

Осенью я сгребала облетевшие листья в огромную груду и засовывала в нее Маршмэллоу. Он осторожно выглядывал в какую-нибудь щелку, виляя задиком, а потом внезапно выскакивал, растопырив лапы, думая, что очень меня напугал, разыгрывая из себя охотника. Вообще он был отчаянно смелым охотником. Когда я ехала на велосипеде по тротуару, стоило мне поравняться с сосной, как он выскакивал из тени и кидался на колеса. Конечно, мне следовало остановиться, ведь он мог попасть под колеса и получить серьезную травму, но я только кричала: «Бевегись, Мавшмэввоу! Остовожно!» – и еще быстрее крутила педали. Потом я бросала велосипед на землю, зарывала ноги в листья и шевелила пальцами, а Маршмэллоу, насторожив ушки, внимательно смотрел и внезапно ударял по шуршащим листьям лапой с выпущенными коготками. Устав от беготни, мы ложились рядом на землю, и я долго смотрела на высокое, чистое и спокойное небо с медленно плывущими облаками, как вдруг он кидался на мое лицо.

– Кристи, что у тебя за царапины около глаз? – спрашивали меня учителя.

– Меня оцавапав мой кот Мавшмэввоу. Он думает, что мои весницы – это такие паучки.