Леонид Семаго - Зеленая книга леса

ока осыпались пестрые наряды кленов, вязов и лип, роняли зеленые листья ольха и ясень, но держался дуб, не было у осени полной власти над лесом. Ветру удавалось сбить несколько пожелтевших листьев, однако остальные сидели крепко, и он летел выше леса, срывая злость на оголенных осинах, которым уже и трепетать было нечем. Наконец, настал день, когда без ветра зашуршал заключительным аккордом золотой осени дубовый листопад. Ложились на землю крепкие, побуревшие листья, одеялом прикрывая подмороженные шляпки опенков. И от этих листьев особый, бодрящий аромат разливался по лесу.

Не подметить разницы в листьях и двух дубов, и двух тысяч, но по желудям впору делить их на сорта, как яблони, потому что трудно найти рядом деревья, у которых плоды были бы одинаковы по форме, окраске, размерам и срокам созревания. У одного дуба желуди литые и бокастые, чуть не с голубиное яйцо, у другого — как маслины, у третьего — почти круглые, у четвертого — как кизил, у пятого — еще тоньше и короче. Скорлупа то цвета кофе с молоком, то желтоватая, то с сизоватым налетом, то почти шоколадная, то как густой столярный клей, то цвета собственного осеннего листа, то…

Вкус, наверное, одинаков у всех. Лесные голуби, мыши, косули, кабаны, олени и желудевый слоник никаких различий в них не находят. С сентября до июля кормит дубрава своих обитателей желудями. Но как ни могуч дуб, на смену урожайному году приходят такие, когда даже проныра-сойка не может найти во всем лесу ни одного желудя, хотя вовремя проходило цветение. Зато раз в пять-восемь лет дуб заваливает лес урожаем.

Дуб кормит такую ораву врагов и друзей, нахлебников и паразитов, какую не в состоянии прокормить никакое другое дерево. Знать, сытная у него пыльца, раз гудит на цветущем дереве пчела, унося с него только обножку. С живых дубков сдирают корье, увеча или совсем губя их, лось и бобр. Его молодые всходы животные едят, как траву. До листика, наголо раздевают дубовые леса златогузка, зеленая листовертка, дубовая хохлатка, которым помогают бабочка орденская лента, майский хрущ и еще тысяча захребетников. К осени на листьях спеют чернильные орешки, и в каждом — живая орехотворка. От этих легоньких орешков иногда так поникают ветви, как не сгибает их собственный урожай. Мучнистая роса выбеливает летом целые леса. Бурые копыта и шишки трутовиков выпирают из стволов, ядро которых источено грибом. В кору погибшего дуба поселяют короеды свое многотысячное потомство. В трухлявых пнях живут личинки знаменитого жука-оленя, а сами жуки лижут сладкий сок, вытекающий из ранок ствола. Около этого сока толпятся бронзовки, прилетает сюда красавец-адмирал.

Дуб кормит, дуб дает место для жилья. Я находил на молодых и старых деревьях гнезда тридцати семи видов птиц, в дуплах — еще пятнадцати. Летучие мыши, белка, соня, куница — тоже частые квартиранты дуба. Какое еще дерево может дать столько лесному народу? Птицы платят дубу за это одним: как могут, избавляют его от прожорливых шестиногих врагов.

Но истинные друзья дуба — грибы. Они поят и кормят дерево тем, что берут из земли, а оно отдает им в обмен то, что готовят листья. Грибов этих у дуба больше, чем у других деревьев. Самый знаменитый из них, конечно, белый. Довольно часты дружные лисички. В добром согласии с корнями живет и ядовитая из ядовитых бледная поганка. Друг без друга одинаково плохо и дереву и грибу.

Медленно растет дуб, но зато глубоко уходят вниз корни. В засуху чуть ли не с десятиметровой глубины поднимают они воду. Вихрь может переломить большое дерево, но вывернуть с корнями, как березу или сосну, ему не под силу. Даже пораженный грибом, источившим все ядро, дуб живет и растет. Не раз случалось, что дятел, сделав дупло в таком дереве, выводил птенцов или зимовал в нем. Потом года два-три в дупле скворцы жили, затем — поползень, после него — большая синица или пеструшка. Потом уже и самым маленьким не удавалось протиснуться в сузившееся отверстие. А еще через пару лет совсем затягивалось оно, и оставался только вдавленный след с молодой корой.

У дуба нет ярких красок. Молодая листва — с желтинкой. Из-за этой желтизны незаметно цветение дуба: сережки и листья одного цвета. Этот цвет великолепно скрывает иволгу, которая прилетает как раз к тому времени, когда дерево одевается листвой. Потом зелень становится все гуще, и вдруг в середине лета розовинка разольется по кронам. Это краснеют листья летних побегов. Чуть-чуть розового есть и под коричневой скорлупой желудей. Осенний дуб не поражает взора, нет у него яркости берез и кленов. Но он и без того знаменит, как никто.

их ранним утром осенний лес. Перед рассветом перестали свистеть и хохотать неясыти, ушли в чащу сытые кабаны. Успокоились ревевшие всю ночь на буграх олени, затих сухой стук сталкивавшихся рогов. На восходе лишь пеночка немного потенькала в березняке, да дятел крикнул разок, покидая дупло. В сумраке под поредевшим пологом кажется, что от этих диких и таинственных, грозных и печальных ночных голосов все должно замереть и не дышать, не расти до рассвета. Но как только становятся едва различимыми очертания опавших листьев, глаз привычно отыскивает молоденький грибок, которого вчера днем на этом месте не было. Дожди давно не шли, но роса так густа, что молоденькая лисичка оставила на отсыревшей песчаной тропе цепочку сухих следочков. На кустах, на приникшей траве, отяжелев от росной пыли, висят первые ловчие изделия нового поколения паучат. Разной конструкции, разных плетений эти тенета не могут удержать крупную добычу, но грибные комаришки в них попадаются. Местами молоденький соснячок под первыми лучами солнца кажется нагромождением причудливых, островерхих сугробов: столько на сосенках паутины, и вся она в росе.

Между серебряными сосенками, на посеребренном мху тускло поблескивают шляпки дюжины однодневных маслят. Поодаль — другой выводок крепких и ладных грибков, мокрых и скользких от росы. Будто бы для того и выросли, чтобы напиться чистой и прохладной утренней влаги, после которой никакой дождь не нужен. И на самом деле, без дождей появляются, растут и стареют осенние грибы — последний и самый щедрый дар наших лесов.

Весна может из-за ночных заморозков и бездождья пройти совсем без грибов. Летом сушь и жара, забравшись в лес, загоняют на край болота десяток легковесных желтых сыроежек и не выпускают их оттуда. Но осени без грибов не бывает. В листопадных лесах и саженных сосняках, в лесополосах, на лугах, огородах и даже в городе осенью набирается не менее двадцати пяти видов только съедобных грибов. И счет большинству ведется ведрами, лишь белые, как и летом, идут на штуки. Но один осенний белый нескольких летних стоит.