Карл Гагенбек - О зверях и людях

В продолжение четырех месяцев ели одну только баранину, которую туземцы запивают «тзамба» — смесь чая, соли, масла. Это национальный напиток в Монголии и Тибете, он высоко ценится и во всех пограничных с Китаем областях. Другой любимый напиток у монголов — «арка» — нечто вроде водки, приготовляемой из сыворотки прокисшего молока. Суровые сын о природы, монголы, совершенно неприхотливы в пище. Здоровую скотину режут только в случае крайней необходимости, вообще же не брезгают больными животными и даже падалью. Внутренности, очищенные от своего содержимого, просто бросают затем котел, где варится пища. Примечательно, что они вовсе не едят рыбу, причисляя ее к змеям. Поэтому форели в монгольских реках так расплодились, что Зедзик-Нур была буквально до краев переполнена ими. Весной они плыли целыми стаями, и Григер мог их вычерпывать голыми руками. Однажды он поймал сто штук форелей, которых варил, жарил и даже, хотя и не сразу, научился коптить.

Монголы охотно попробовали бы вкусного ароматного мяса. Около палатки Григера собиралось много нищих и любопытных, о он быстро избавился от них самым забавным образом. Григер густо посыпал перцем кусок мяса и вынес его нищим, после чего началось чихание, плевки и, наконец, поспешное бегство. Перец был совсем неизвестен кочевникам, и того из них, кто хоть раз попробовал острое, горячее блюдо удивительного европейца, уже нельзя было заставить отведать его снова. Григер имел полную возможность наблюдать странные нравы и обычаи монголов. Своих мертвых они просто бросают в степи и оставляют на съедение собакам, воронам и хищным птицам. Земледелием монголы не занимаются вовсе. Основное занятие-скотоводство. Каждый мужчина имеет коня и вооружен ружьями старинного образца — от самопала до кремневого ружья. Мужчины и женщины носят шаровары и высокие сапоги. Шаровары шьют большей частью из синего холста, широкие же подошвы сапог — из холщовых стелек, сшитых вместе, толщиной до двух сантиметров. Самое большое удовольствие доставляет монголу табак, и обладание им составляет его заветное желание он придает очень большое значение внешней отделке трубки по ней судит о состоянии ее владельца. Длинный деревянный чубук — от тридцати до сорока сантиметров — украшен мундштуком из агатового камня. Чем больше и красивее этот мундштук, тем богаче и знатнее его обладатель. Монголы очень гостеприимны, но мало разговорчивы.

Каждая монгольская юрта охраняется целой сворой очень злых собак, похожих на шакалов. Хозяин быстро отгоняет своих лающих сторожей, ласково и приветливо встречает гостя берет у него лошадь, которую тотчас же стреножит и пускает пастись на воле. Гость входит в общую юрту, и будь то день или ночь, монголка сейчас же приготовляет чай и постель для пришельца.

В долине Кобдо Григер весной настрелял целую коллекцию разных птиц, среди которых был новый, совсем еще не известный в Европе вид фазанов. При всем этом Григер не забывал о главной цели экспедиции, и когда наступило время охоты, все приготовления к ней были уже закончены. С помощью вождя племени, с которым Триер успел подружиться, были подобраны охотники, однако они никогда еще в жизни не ловили животных живьем и потому их надо было этому обучить.

Прежде всего стали на большом расстоянии наблюдать, когда животные приходят на водопой, чтобы установить количество жеребят в табуне. Можно было ясно различить три разные породы диких лошадей. Одна водилась на большом плоскогорье в восточной части горного хребта, ограниченного с севера и юга реками Кийкуюс и Урунгу, берущими начало на Алтае. Обе реки текут к западу и впадают в озеро. Вторая порода паслась в степи, километрах в 300 к югу от Кобдо, окруженной со всех сторон горами, а третья обитала в местности, расположенной к юго-востоку на большом плато в области Зедзик-Нур. У всех трех пород густая, волнистая шерсть, даже на ногах, глаза черны, очень выпуклый лоб. Они отличаются только мастью. Нельзя сказать, чтобы дикие лошади были очень многочисленны в этой местности. Григер насчитал только несколько небольших табунов — от двенадцати до пятнадцати голов в каждом. После долгих приготовлений сама ловля уже не представляла никаких затруднений. Животные имели обыкновение проводить несколько часов около водопоя.

Под руководством гагенбекских агентов монголы подкрадываются со своими лошадьми с подветренной стороны и по поданному сигналу бросаются с оглушительным шумом на мирно пасущееся стадо, которое в страшном испуге, поднимая облако пыли, мчится в степь, преследуемое гикающими всадниками. Постепенно из столба пыли вырисовываются перед глазами преследователей отдельные точки. Это бедные жеребята, которые не могут так быстро бегать, как взрослые животные, и вскоре останавливаются в полном изнеможении с раздувающимися от страха ноздрями и колышащимися боками. Их ловят петлей, прикрепленной к длинной жерди, и отводят в лагерь. Там уже ждет большое число монгольских кобыл с жеребятами, которые предназначены в кормилицы пойманным диким сосункам. Проходит три-пять дней, и «мачехи» привыкают к своим новым «детям». Теперь кочевники научились от гагенбекских агентов ловить диких лошадей и делают это по своей собственной инициативе. Хотя первый заказ был всего на шесть лошадей, но вскоре в лагере их оказалось уже тридцать.

Григер не знает, что делать с этим богатством, и он вынужден телеграфировать в Европу. Чтобы дать телеграмму, ему приходится проехать две тысячи километров по степи верхом, затем четыре дня плыть на пароходе и, достигнув, наконец, почтовой станции, ждать двое суток ответа из Гамбурга. Получив ответ, он возвращается в Кобдо, куда попадает только через двадцать суток. Несчетное число раз пришлось менять лошадей, сначала на попутных монгольских стоянках, а затем на русских почтовых станциях. По возвращении он нашел на ловецкой станции уже 52 жеребят. Вскоре громадный караван, состоявший, кроме пойманных молодых лошадей и их кормилиц, из вьючных верблюдов и 30 погонщиков, тронулся в обратный путь, в Европу. Месяцами странствовал он в дождь и жару по горам и долам, прежде чем достиг первой железнодорожной станции — почти три тысячи километров нужно было ему пройти в утомительном марше. Днем температура поднималась до 20 градусов тепла, а ночью падала ниже нуля. Некоторым жеребятам, несмотря на хороший уход, трудно переносить тяготы тяжелого пути, и они падают по дороге. Однажды из-за недосмотра проводников убежало несколько верблюдов и только с большим трудом удалось снова поймать их. В другой раз взбунтовались проводники, требуя прибавки против условленной платы и грозя в противном случае бросить караван. Никакие увещания не помогли, пришлось Григеру прибегнуть к помощи киргизской нагайки. Это подействовало, и караван тронулся дальше.