Иржи Кршенек - Длинные уши в траве. История косули Рыжки

Днем, если солнце не очень печет, мы выносим Рыжку вместе с одеяльцем под яблоньку — пусть немного поглядит на белый свет. Папка тоже по уши ушел в работу, но, бывает, сядет, качает головой и все удивляется, как это на долю одной зверушки может выпасть сразу столько несчастий. А потом подходит к Рыжке, опускается около нее на корточки, разговаривает с ней и осматривает головку: заживают ли раны, которые она получила, когда скатывалась со скалы? Рыжка всех нас очень хорошо узнает, но лучше всех, конечно, маму; она просто глаз с нее не сводит, а если мама на минуту исчезает куда-то, Рыжка дергается, словно бы хочет бежать к ней. Папка говорит маме, что удивляться тут нечего: для Рыжки она, собственно, и есть старая коза, а мама смеется и шутит, что это ее совсем не волнует, главное, что папка все еще молодой козел.

Конечно, это просто шутка, родители все время так забавляются, а в основном с Рыжкой возятся Ивуша и бабушка с дядюшкой. Хуже, правда, бывает, когда Рыжка за целый день выспится, а вечером ей спать неохота: когда переносим ее в холл, она мечется как безумная, мы даже боимся, как бы она не покалечилась. Но на дворе оставлять ее никак нельзя, об этом и думать нечего, ведь тут и филин, и хорек, а иной раз забредает к нам из деревни собака. Мы не представляем себе, что и как будет дальше. Возможно, папка задумывается над этим, он постоянно о чем-то думает, дядюшка даже ему говорит, что он попусту усложняет жизнь, что будь он родом из деревни, то на многие вещи смотрел бы иначе. Но мы об этом пока, правда, не думаем и радуемся, что Рыжка с нами, что она научилась замечательно пить из розовой миски детскую кашку «Власта» на сухом цельном молоке «Элиго» и что разжевывает ежевичные или малиновые листочки. С луга мы приносим разные травы, чтобы знать, что ей по вкусу, один раз она съела одуванчик прямо вместе с цветком. Дядюшка додумался еще до того, чтобы дать Рыжке кашку из овсяных хлопьев, которыми он запасся с лихвой, потому что готовит из них приманку для рыб. Наша мама сперва не хотела, но дядюшка сказал, что ничего не случится, если мы попробуем: в овсяных хлопьях столько пользы, сколько маме и не снится. Он как-то разговаривал с одним советским спортсменом, и тот сказал, что у них продаются овсяные хлопья под названием «Геркулес», но мама, известное дело, со своим консерватизмом — вылитая бабушка. Мама дала себя уговорить и сварила жиденькую овсяную кашку, но как только поднесла ее Рыжке, та фыркнула в миску так сильно, что дядюшке пришлось утирать лицо; он тут же поднялся и сказал:

— Лишь бы вы только не избаловали косулю, как зяблика, баловать зверей вы куда как горазды.

Так что кашу из овсяных хлопьев мы больше не давали Рыжке, лучше я расскажу, как получилось с ее жильем, как все разрешилось само собой и у нас одной заботой стало меньше.

Был вечер, и всюду стояла тишина, потому что дядюшка коптильню уже доделал, и никто нигде не стучал и не пилил дров, а дядюшка с папкой рыбачили каждый на своем мостике и подшучивали друг над другом.

Вода была тихая и немного синяя, я видела, как из недотрог выбежала ласка с мышкой в зубах. Поползни и синицы улетели в лес, и заливались только дрозды, а больше всех дрозд с желтым клювом, что живет прямо над нашим домом и каждый вечер взлетает на макушку самой высокой елки, откуда ему все хорошо видно.

Филин на другой стороне реки еще помалкивал, но совы уже ворчали, и над водой сновали летучие мыши. Мама взяла Рыжку к себе на колени, стала разговаривать с ней и перебирать ее шерстку, а Рыжка вытянула шею и положила маме голову на ладонь.

Дядюшка сказал папке, что тепло и, судя по всему, ночь будет теплой — хорошо бы провести ее у воды, ведь, глядишь, и угри могут пойти. Один человек, у которого дача у самой плотины, якобы сказал ему, что поймал угря длиной в метр и шесть сантиметров, а папка ответил, что это вполне нормально, ведь в отличие от человека каждая рыба после смерти бывает большой.

Но все-таки рыба не клевала. Дядюшка смотал леску и пошел выпить холодного какао, а потом открыл себе баночку деликатесного паштета. Правда, тут его заприметила бабушка и сказала, что если он голоден, то пусть поест как человек, а не как босяк, который ковыряет ножом в жестянке, будто не на что купить тарелку. Потом дядюшка открыл дверцы коптильни, снова закрыл их на крючок и вдобавок еще прижал коленом, а бабушка сказала, что лучше пусть хорошенько проверит все, что сделал, потому что это не коптильня, а какая-то корчага.

Что такое корчага, никто не знает, но одно мы знаем: все, что бабушке кажется большим и бесформенным, она называет корчагой. Мама заступилась за дядюшку и сказала, что дядюшка, как ни странно, сработал коптильню на славу: надо бы купить какой-нибудь колбаски и закоптить ее на пробу. Тут уж папка оставил рыбалку, прислонил удочку к березке и, подойдя, открыл коптильню, потом закрыл, еще раз открыл, сунул в нее голову, оглядел и снова закрыл.

А затем закурил сигарету и сказал, что это настоящий коптильный комбайн, в такой коптильне можно закоптить целую свинью. Дядюшка не переставал радоваться, что мама похвалила его коптильню, а когда услышал о свинье, то сказал папке, что домашняя свинья, которую выкармливают шротом, картошкой и козьим молоком, бывает совсем другого вкуса, чем свинья, что выращивают на гранулах. И нечего ему, мол, объяснять, просто люди нынче вконец обленились и, главное, слишком любят удобства, потому что совсем не знают, как раньше жилось.

А папка ответил:

— Прогресс не остановишь, дружище, но как ты думаешь, если пойдет дождь, эта древесная стружка не скукожится?

Так они немного потолковали о прогрессе, потом дядюшка принес от Артура ключ и, подтянув шурупы на петлях коптильни, сказал, что еще посеребрит их, чтоб не ржавели. Внизу у шлюза опустились на воду селезни и сразу же давай крякать, бить крыльями. Ивча тоже обошла коптильню, но никто не обратил на нее внимания; тогда она подсела ко мне и, погладив Рыжку по больной ножке, шепнула:

— Корчага — цыпки.

Но я смотрела на Рыжку, как она довольно растянулась у мамы на коленях и слушала, как мама все время говорит: «Так у тебя есть зубы, Рыжка, ну-ка покажи зубы», и, когда она говорила, Рыжка только хлопала ушами — наверное, ей было ужасно хорошо.

Я и не заметила, как дядюшка затопил под коптильней — хотел испробовать тягу. Через минуту из ящика пошел дым и в воздухе запахло ольховым деревом.

Если где-то огонь, там обязательно должна быть и наша Ивча. Она вертелась вокруг дядюшки, подкладывая чурки, а дядюшка ей объяснял, что самая лучшая коптильня строится обычно на скате, как наша, потому что теплый дым поднимается кверху. Должно быть, он хотел ей еще что-то объяснить, но едва расставил руки, как раздался какой-то визг. Из очага вылетели горящие чурки, а вместе с ними что-то мохнатое — оно прыгнуло дядюшке на грудь и снова завизжало. Следом страшно завизжала наша Ивча и свалилась вместе с дядюшкой в крапиву и недотроги. Мы испугались, Рыжка тоже — она чуть было не свалилась с маминых колен. Ивча выбежала из крапивы и заскулила, тут появился дядюшка, но от испуга он вообще не говорил, только тер живот, а мама посоветовала Ивче пойти сразу же помочиться. Потом дядюшка сказал, что это было ужасно, он ведь никак не мог предположить, что в трубу заберется дикий кролик, а поскольку он, дядюшка, человек старый, то перепугался насмерть, когда из очага что-то выскочило и с визгом прыгнуло ему на грудь.