Игорь Акимушкин - Невидимые нити природы

А часто и птенец, еще издали увидев родителя, спешит к нему навстречу, хотя папаша, казалось бы, ничем не отличается от других взрослых пингвинов. Куры, чайки и другие птицы знают «в лицо» всех своих птенцов.

Оскар Хайнрот, немецкий орнитолог, рассказывает, что однажды в Берлинском зоопарке он видел, как лебедь бросился на свою собственную самку и хотел прогнать ее вместе с компанией других лебедей. Она на минуту опустила в воду голову, и он в суматохе принял ее за чужую. Когда же она, озадаченная его наскоком, подняла голову, он ее сразу узнал и «сконфузился».

Порой и гуси нападают на своих нежно обожаемых гусынь, когда те в поисках корма прячут головы под водой.

И другие пернатые (галки, вороны, многие хищные птицы и попугаи) образуют постоянные супружеские пары. Гусак, например, потерявший подругу, надолго или навсегда остается вдовцом. Но аисты и ласточки вопреки распространенному мнению каждую весну обычно соединяются в новые пары.

Даже птицы, гнездящиеся колониями, каким-то чудом живут в единобрачии и каким-то чудом узнают среди многих тысяч себе подобных не только друг друга, но и гнездовые места, из года в год одни и те же.

По приблизительным (весьма приблизительным!) подсчетам, на Земле обитает около 100 миллиардов птиц. Некоторые из тех, которые добывают корм свой в море, — одни из самых многочисленных пернатых вообще. Три процента (260 видов) из общего числа их видов — морские птицы. Большинство из них селятся не поодиночке, а огромными скоплениями, выбирая места для гнезд в непосредственной близости друг от друга, порой в невероятной тесноте, когда на один квадратный метр поверхности земли или уступа на скале приходится до трех гнезд.

В таких колониях, как называют подобные скопления, высиживают птенцов иногда миллионы пернатых. На одной группе островов близ Антарктиды насчитали около 5 миллионов пингвинов Адели! Крачки гнездятся на некоторых островах Индийского океана миллионными колониями.

Столь же многочисленны в пору размножения и птичьи «базары» — гнездовья на отвесных приморских скалах. Здесь разные виды птиц, и соответственно разные «этажи» утесов занимают они. На голых, вертикальных скалах, на небольших (порой с ладонь!) уступах селятся кайры и чайки-моевки. Выше, на более обширных площадках, покрытых землей, — тупики и топорки. Самый верхний «этаж», а точнее, пожалуй, крышу занимают для гнезд серебристые и другие чайки, а также и некоторые чистиковые птицы.

Чистики (топорки, тупики, ипатки, гагарки, кайры) составляют основное население знаменитых птичьих «базаров». На отвесных скалах по берегам морей тысячами гнездятся они вместе с морскими чайками. Одно яйцо многие чистиковые птицы насиживают прямо на голых уступах скал. Чтобы труднее было скатиться, яйцо имеет конусовидную форму. Кайры, насиживая, держат его на лапах.

Тупики в мягкой почве, покрывающей вершины и уступы скал, роют ногами и похожим на колун клювом глубокие норы длиной до 3–5 метров. Самец и самка, внешне неразличимые, насиживают по очереди. Птенцы родятся зрячие, в длинном (у некоторых до 3 сантиметров) и густом пуху, но гнезд долго не покидают. Трехнедельные кайры уже отваживаются с отвесной скалы прыгать в море: растопыривают широкие перепонки лап, небольшие еще крылышки и на этом природном парашюте большей частью благополучно приземляются на гребни волн и даже на камни внизу. Во внегнездовое время кочуют по морям в пределах почти тех же широт, где и размножаются.

Все чистики — отличные ныряльщики. Погружаясь на 10 и больше метров, гребут, как пингвины, короткими и широкими крыльями. Остаются под водой до 2 минут; в их крови очень много гемоглобина. Охотятся за мелкой рыбой, кальмарами, рачками. Летают с очень частыми взмахами крыльев, до восьми в секунду.

Моевка, или трехпалая чайка, «истинная чайка открытого моря», во многом непохожа на других чаек. Особенности ее поведения развились под влиянием гнездования на отвесных скалах по всему северному приполярью Америки, Европы и Азии (у нас, кроме того, гнездятся почти по всей береговой полосе Дальнего Востока). Осенью многие моевки с Европейского и Западносибирского Севера улетают к Исландии, Гренландии и Ньюфаундленду.

«Большинство птиц из года в год возвращались на тот же утес и обычно даже на тот же карниз… Моевки придерживаются строгого единобрачия — пары держались вместе весь сезон, причем нередко и не один год. Супруги узнавали друг друга. Пары создавались на карнизах. Оба члена пары строили гнездо. Партнеры сменяли друг друга на гнезде в период насиживания и по очереди кормили птенцов…

Остальные чайки начинают с того, что постепенно выкапывают неглубокую круглую ямку, садясь на то место, где будет гнездо, и выскребывая из-под себя мусор, дерн и землю. Моевки, гнездящиеся на узких каменных карнизах… приносят туда ил или водоросли, а потом утаптывают их, пока не образуется твердая, плотно прилипшая к скале площадка.

Птенцы прочих чаек начинают вылезать из гнезда и расхаживать вокруг него на 2–3-й день жизни. Через неделю они уже совершают довольно большие прогулки. Птенцы же моевок гнезда не покидают. Они лежат в нем, а позже стоят на его краю» (Николас Тинберген).

Эта тесная привязанность к гнезду — врожденная. Птенцы серебристых и других чаек, выведенные на скалах моевками (из подложенных яиц), «ничтоже сумняшеся принялись беззаботно расхаживать по карнизу». Конечно, свалились с него и погибли. Вырвав у брата или сестры корм, птенцы моевок не убегают с ним, как малые дети других чаек, да и всех, пожалуй, выводковых птиц. Они только голову отворачивают, «и такое движение приводит к поразительным результатам — нападение немедленно прекращается». Моевки — «единственный вид, птенцы которого имеют на шее черную полосу», и молодые птицы долго ее сохраняют. Это сигнальный знак, действующий умиротворяюще на взбешенного сородича!

У перуанских берегов лежат крохотные островки, на которые, сколько помнят местные люди, еще ни одна капля дождя не упала, и потому на них ничего не растет. Однако каждый метр их сухого побережья стоит дороже любой самой плодородной земли.

Еще инки оценили эти острова: закон охранял их и наказывал смертью каждого, кто приходил сюда, когда размножаются птицы. Гуано — вот что охраняли! И его производителей — бакланов, пеликанов, олуш. Примерно 35 миллионов этих птиц гнездятся сейчас здесь. (На одном лишь острове Дон-Мартин площадью 16 гектаров больше миллиона бакланов!)

После того как испанцы уничтожили культуру инков, о гуано надолго забыли. Но в 1840 году немецкий химик Либих установил, что лучшего удобрения природа не знает: в гуано азота, например, в 33 раза больше, чем в обычном навозе. И началась «золотая лихорадка» гуано! За несколько лет у берегов Перу добыли 12 миллионов тонн! А всего 32 миллиона тонн. Толщина первоначальных залежей достигала 30 метров! На деньги, вырученные за экспорт гуано, перуанцы смогли построить железную дорогу через высочайшие в мире горы, финансировать рыболовство и другие доходные предприятия. И вдруг, казалось бы, неисчерпаемые кладовые природного удобрения истощились.