Стелла Брюер - Шимпанзе горы Ассерик

Во время одной из наших прогулок мы обнаружили неподалеку от лагеря довольно большую рощу, в которой росло несколько баобабов. Еще при Тине Уильям и Пух научились есть бутоны баобабов, и теперь они вскарабкались на дерево и начали кормиться. Пока они ели, я нашла четыре совсем свежих гнезда шимпанзе. Внезапно где-то поблизости хрустнула ветка. Уильям перестал жевать и, распушив шерсть, уставился в ту сторону, откуда раздался звук. Мы с Джулианом быстро спрятались в густом подлеске и замерли в ожидании. Но больше мы так ничего и не услышали, а Уильям возобновил прерванную кормежку. Скоро они с Пухом спустились с дерева, и мы отправились в путь. Правда, Уильям держался подле нас и вел себя очень настороженно.

В середине дня мы сделали привал, остановившись под сенью лиановых зарослей, в гуще которых висели зрелые плоды. Насытившись, Уильям подошел и сел возле меня. Я в тот момент что-то писала и очень удивилась, когда он начал играть с моими волосами, перебирая их своими толстыми пальцами и осторожно накручивая на руку отдельные пряди. Я улыбнулась и посмотрела на него. Он поймал мой взгляд, но тут же отвернулся, как бы желая показать, что ему наскучило это занятие. Я продолжала писать, радуясь такому неожиданному проявлению нежных чувств после стольких недель демонстративной самостоятельности. Потом он вновь повернулся ко мне лицом, медленно потянулся, взял меня за руку и, не выпуская ее, погрузился в сон. Прошло так много времени с тех пор, как мы с Уильямом в последний раз держали друг друга за руки, и я поразилась, до чего моя рука мала по сравнению с его. Я будто заново ощутила, как он вырос за последние месяцы и каким стал самостоятельным. Этот внезапный и трогательный порыв вызвал во мне почти непреодолимое желание обнять Уильяма, но я боялась его смутить и, сжав его руку, прошептала: «Я тоже люблю тебя, Вилли».

В тот же вечер Уильям потерялся. Он долго кормился вместе с Пухом в лиановых зарослях, а потом вдруг исчез. Мы с Джулианом обыскали всю округу и решили, что Уильям, должно быть, в одиночку отправился домой. До лагеря было никак не меньше трех километров, и мне показалось странным, что он ушел без нас. Правда, длительные отлучки случались с ним и раньше, но тогда рядом находилась Тина. Теперь же он был совершенно один в зарослях кустарника, а до наступления темноты оставалось совсем немного времени. Весь обратный путь мы почти бежали, Пух даже начал похныкивать. Добравшись наконец до лагеря, мы обнаружили, что он пуст.

Волна страха сдавила мне горло. Мы с Джулианом возвратились по нашим же следам на то место, где в последний раз видели Уильяма. Пух всю дорогу сидел у меня на спине. Я долго искала и звала Уильяма, но безуспешно. В конце концов мы вынуждены были вернуться, так как уже начало смеркаться. Когда я, измученная тревогой за Уильяма и обессилевшая оттого, что больше двух часов таскала на себе Пуха, с трудом добралась до лагеря, то услышала ухающие звуки, перешедшие в громкие крики. Из оврага навстречу мне бросился Уильям и крепко обнял меня. По-видимому, он и сам перепугался, когда остался одни, но еще больше — когда пришел в лагерь и никого не увидел там, поэтому он не меньше нас был рад этой встрече. Я накормила шимпанзе, дала каждому по кружке молока, и они отправились спать.

Ночью снова разразился сильнейший ливень. Кристально чистый, журчащий ручеек в овраге превратился в бешеный поток, грязная вода яростно бурлила вокруг камней и упавших деревьев, неся с собой ветки и обломки пород.

Пух и Уильям получили на завтрак столько еды, сколько могли съесть. Потом они растянулись на солнышке, довольно тусклом из-за непогоды, пытаясь компенсировать ночное недосыпание. Мы с Джулианом принялись очищать территорию от принесенных водой грязи и листьев.

Вскоре после ленча где-то в долине раздался нестройный хор взволнованных ухающих звуков. Ему вторили крики другой группы шимпанзе, находящейся ближе к лагерю: их голоса, а также возбужденное постукивание по стволам деревьев отчетливо разносились в прозрачном после дождя воздухе. Я бросила свои занятия и побежала к Уильяму и Пуху. Уильям выпрямился во весь рост, распушил шерсть и смотрел в сторону заднего плато, откуда раздавались звуки. Пух прыгнул ко мне на руки. Оба они откликнулись на возгласы диких шимпанзе, и те, по-видимому, ответили им.

Вся долина была заполнена вибрирующим гулом обезьяньих голосов. Я забежала в хижину за биноклем и фотоаппаратом и попросила Джулиана остаться в лагере, так как подумала, что дикие шимпанзе будут меньше напуганы встречей с одним человеком, чем с двумя. Пух охотно пошел за мной, но Уильям явно медлил. Каждый раз, услышав очередную серию ухающих звуков, он нервно скалил зубы и готов был повернуть назад.

Я, как могла, успокаивала его. Пропитанная влагой земля позволяла нам передвигаться почти бесшумно. Так мы шли около двух часов, ориентируясь на крики шимпанзе. Долина осталась позади, перед нами расстилалась местность, поросшая редким лесом.

Внезапно раздался новый взрыв ухающих звуков. На этот раз ошибиться было нельзя — дикие шимпанзе действительно находились прямо впереди нас. Уже слышно было, как трещат сучья, как кричит детеныш. Оглянувшись, я обнаружила, что Уильям исчез. Голоса обезьян были глубокими, вибрирующими и такими многочисленными, что я почувствовала сильное волнение. Когда я поднесла к глазам бинокль, руки мои слегка дрожали. Пух сидел у меня на спине и угрожающе заворчал, когда я попыталась спустить его на землю. Уильяма не было видно, и я не знала, ушел он вперед или вернулся в лагерь.

Наконец я увидела их. Они кормились четырьмя группами: одна была прямо передо мной, другая — в овраге, еще две находились чуть поодаль, на краю плато, и перекликались с остальными. Подобравшись ближе, я смогла различить обезьян, кормившихся в верхней части оврага, но хорошо разглядеть их мешала густая растительность. Хотя все вокруг гудело от криков и пищевого хрюканья, мне удавалось лишь мельком увидеть лицо, спину или длинную руку, протянутую, чтобы схватить плод.

Под прикрытием кустарника и низкорослых деревьев я выбралась на плато, стараясь держаться как можно ближе к замеченным группам шимпанзе. Когда до них оставалось 35–40 метров, я села, Пух — возле меня. Он был явно встревожен криками и жестами своих диких собратьев, но держался пассивно, никак не выражая желания откликнуться или подойти к ним. Справа, в кустах, я заметила какое-то движение. Густой подлесок мешал мне, но я все-таки увидела, что совсем рядом расположились возле термитника по меньшей мере трое взрослых шимпанзе. Я посмотрела в бинокль, но не поняла, чем они занимаются. По-видимому, выуживают термитов, как это делали шимпанзе в Гомбе. Из страха испугать их я не решалась пошевелиться.