Олег Трушин - Хорюшка

Инстинкт самосохранения подсказывал хорюшке искать убежище рядом с человеком. И она нашла тот самый полусгнивший погреб на краю деревни.

Выпавший снег был хорюшке не в помощь — печатал слёд. А это опасно. Ведь жила она теперь по соседству с людьми. Снег выдавал место её убежища. Перед тем как юркнуть в лаз, хорюшка уходила в поле, а уж потом, свернув на наезженную лесовозами колею, что проходила рядом с заброшенным домом, скрывалась в старом погребе.

Чтобы как можно меньше привлекать к себе внимания, хорюшка больше времени проводила на сенниках, вылавливая полёвок, и лишь изредка заглядывала во дворы поживиться разжиревшими на хозяйских отрубях мышами.

Однажды хорюшка всё-таки забежала во двор деда Спиридона. Она долго таилась за углом рубленого курятника, ощущая близость добычи, но нарушить ночное спокойствие несушек так и не отважилась. Взматеревший щенок, неотступно следуя рядом с матерью, попытался первым подобраться к дверце-лазу в курятник, но получил болезненный укус в загривок и больше не решался опережать мать. Хорюшка чуяла, что, расправься она с пеструшками, сразу по всей деревне вновь потечёт молва о хорьковых проделках.

Иногда хорюшка вместе с детёнышем пробирались через продувное отверстие нижнего домового венца, а там через подпол по кошачьей прорубке-лазу проникали в хлев одного из домов и, найдя там козью доёнку-миску с остатками терпкого пахучего молока, жадно припадали к питью, не обращая внимания на испуганных коз и овец, сторожко сбившихся от непрошеных гостей в угол. Затем хорюшка поднималась на дворовое сушило и, отловив там пару-тройку мышей, уходила восвояси.

А дед Спиридон, как старый охотник, не единожды примечал на снегу возле своего дома отпечатки хорьковых двучеток. Видел их у курятника, у крытого двора и на ланке — меже, разделяющей два соседствующих дома, у бани. Беспокоился. Ещё и года не прошло, как хорь порезал весь Спиридонов курятник. Едва успокоившись, Спиридон вновь почувствовал беду. Засуетился. Решил курятник капканами обложить. Хорюшка, словно догадалась о подвохе, подготовленном дедом Спиридоном, не шла к тем местам, где стояли капканы. А деду Спиридону каждое утро попадались на глаза следы хорьков. И невдомёк ему было, что хорь давно раскусил его подвох и сторонится курятника. Спиридон ещё старательней присыпал капканы мелким снежком, тщательно маскируя. Но капканы оставались пустыми, а хорчиные следы стали появляться во дворе деда Спиридона с завидным постоянством.

Зима подходила к концу. Солнце стало дольше задерживаться на небосводе, а в середине дня на припекаемой солнечными лучами стороне крыш начинала играть дружная капель. Суетилось возле домов беспокойное сорочьё, чувствуя близость весеннего тепла. В поле всё чаще слышался лисий лай — начиналась пора гона. В солнечный полдень с окраины поля слышалось тетеревиное бормотание — это косачи, наклевавшись берёзовых почек и разморясь на солнцепёке, начинали токовать.

Дед Спиридон, выходя на крыльцо в полдень, хорошо слышал тетеревиное бормотание, радовался наступлению весны.

Хорюшка по-прежнему жила в старом, заброшенном погребе, ходила в деревню на поиски пропитания и уже совсем не боялась двора деда Спиридона. Её детёныш — уже совсем взматеревший хорь — всё чаще стал уходить от матери, а с наступлением весеннего тепла пропал вовсе. В жизни хорьков наступал особый период — время свадеб.

Однажды хорюшка, возвращаясь с охоты, набрела с краю деревни на следы матёрого хоря. Прошлась по ним в сторону леса и вернулась. Потом она ещё несколько раз встречала следы этого зверя вблизи деревни, и вот однажды, выйдя мартовской лунной ночью из своего убежища, она встретилась с ним на деревенском гумне. Это был крупный хорь-самец. Он явно был пришлым. Они долго кружили у силосной ямы, заигрывая друг с другом. Уже на востоке появилась белёсая полоса близящегося рассвета, и где-то в глубине деревни ржаво проскрипел колодезный журавль. Нужно было уходить на днёвку. Хорюшка торопливо пошла полем. Самец-хорь не отставал и вскоре, миновав лесовозную колею у крайнего дома, они скрылись в глубине старого погреба.

С этой мартовской ночи хорь-самец больше не отходил от хорюшки. Вместе с ней ходил на охоту на силосную яму и в сенные сараи, забирался в хозяйские хлева. Одного он не мог понять: почему хорюшка обходила стороной дворовые курятники? Ведь добыча была там так близка.

А приход весны чувствовался во всём: и в крикливых пируэтах чёрных воронов, и в громкой барабанной дроби пёстрого дятла, и в мелодичной песенке рябчиков. Спокойствие деревни нарушали возгласы загулявших котов.

Дед Спиридон каждое утро видел на подтаявшем мартовском снегу во дворе следы хорей. В один из дней он переставил капканы на другие места, поближе к постоянным хорёчьим переходам. Но капканы по-прежнему продолжали оставаться пустыми. А как-то раз, выйдя утром из дому, он услышал всполошённые крики соседки, что жила напротив, на другой стороне улицы. Оказалось, что ночью хорёк порезал у неё четырёх самых хороших несушек.

Это были проделки хоря-самца. Пробравшись через разбитое стекло духового окна, он в считаные минуты уложил пару птиц, а затем ещё двух, что сидели ближе к оконцу. Оттащив одну курицу в угол курятника, принялся её обгрызать, и только неуёмный лай дворового кобеля заставил его уйти восвояси. Была лунная ночь. По слегка занастившемуся снегу протянулись тени частоколов, усадебных построек, садовых деревьев. Хорь уходил из курятника, подгоняемый собственной тенью. Его хорошо было видно на снегу, но и в этот раз ему повезло — он ушёл невредимым и сытым. Он всегда надеялся на свою хитрость и ловкость, смелость и решительность.

Но долго так продолжаться не могло, и вот однажды случилось то, что должно было произойти. Забравшись в очередной раз в курятник, он был застигнут дворовым псом и задушен. Так хорюшка вновь осталась одна.

После гибели хоря-самца хорюшка ещё твёрже усвоила правило — выходить на охоту в полной темноте и возвращаться на место днёвки до рассвета.

Весна всё увереннее вступала в свои права. По утрам на заснеженном поле хорюшка постоянно видела разгулявшихся в токовом азарте тетеревов. Как-то раз, возвращаясь из деревни в свой погреб, она даже попыталась подкрасться к одному из косачей, токовавших на отшибе, но была замечена.

Весна всё сильней и сильней завладевала хорюшкой. Её тянуло в лес. Однажды, оказавшись в лесу днём, она едва не погибла. Откуда ни возьмись, выскочила огромная овчарка, с громким лаем загнала её на сосну и долго не уходила, старательно облаивая ускользнувшую жертву. Вскоре послышался человеческий окрик, и собака, бросив хорюшку, скрылась в ельнике. Хорюшка забралась выше по стволу дерева и прильнула всем телом к толстому суку. Она ещё несколько раз слышала в глубине леса собачий лай, и ей казалось, что овчарка вот-вот вернётся и приведёт за собой своего хозяина. Но этого не случилось.