Анатолий Севастьянов - Мой знакомый медведь

Витька вышел из ручья и до избушки пробежал босиком по снегу.

— Здрасть, — сказал он деду.

В избушке Витька облачился в дедову одежку и сходил за своей.

— Где бы посушить? — спросил он, не видя в доме печки.

— Печки нету, — подтвердил дед. — Ключом отапливаемся. От самого Горячего вода самотеком по батареям идет и с другого конца сливается. Не больно жарко, не больно холодно.

Отогревшись, Витька поведал деду, что с ним приключилось, как заночевал в теплом ручье.

А дед с охотой принялся рассказывать, от каких болезней лечат эти ключи:

— Охотник есть в Туманове. Простыл, парализовало и руки и ноги. На нарте привезли. А обратно сам ушел, на лыжах. У того вон ключа лет сорок назад проказу лечили. Я там ревматизм выгнал… Другому мужику медведь кожу с головы спустил. Трое суток изодранный лежал. Помирал совсем, пока нашли. А потом только полоска на затылке заметной осталась. Все приросло.

Деду показалось, что Витька слушает с сомнением.

— Вот и врач у нас новый все сомневался. А как сам с какой болезнью не сладит, стал на ключи посылать, для пробы. Теперь в газетах за эти ключи пишет.

Иные жалуются: «Не помогает». Искупается два раза и думает — все болезни вылечил. Профессор и тот, поди, сразу не вылечит. Только у ребятишек все царапины, все порезы за день, как живой водой, затягивает. А серьезную болезнь прогреть надо, пропарить с месячишко. До меня тут семья жила. Куры у них были. Зайдут, где помельче, и стоят. Медведица с медвежонком ходила. Скрюченная как горбыль. Значит, целебная вода: зверь зря сидеть не будет.

В полдень, когда высохла одежда, Витька пошел назад, в поселок. Оказалось, со стороны ключей на деревьях сохранились у тропы старые затески.

На высоком сугробе, как на троне, лежал большой пес, гордо держа голову. Он был похож на волка, только крупнее его. От дикого зверя его отличали и необычная стройность, и более рыжеватый, чем у волков, оттенок шерсти.

Витька давно приметил эту бездомную собаку и решил приручить ее. Неподалеку от места, на котором лежал пес, проходила тропинка. Но попасть на нее можно было только в конце поселка. Витька сунул в карман кусок колбасы, веревку и побежал между домов. По тропинке пошел неторопливо — вроде бы идет по своим делам мимо. Но собака поднялась и ушла с бугра. Она явно не хотела знакомиться.

Обидно было: бездомная собака — и не хотела к нему идти.

На улице Витька не забывал посматривать по сторонам — небольшая капроновая веревка теперь у него была всегда в кармане.

А на улице приходилось работать часто. Дом, отведенный под научную часть заповедника, стоял на таком месте, что любая пурга заметала его по самую крышу. Витька без конца рыл в снегу колодцы, чтобы пустить дневной свет в окна.

Неожиданно Витьку направили помогать рабочим рыбокомбината. Он пришел на берег лимана. Там уже собрался народ, и все смотрели на чаек, которые стайкой неторопливо летали над свободной ото льда приустьевой частью. Время от времени чайки выхватывали из воды небольших рыбешек. То здесь, то там на обычной ряби появлялись маленькие кружки. Когда они стали частыми, как от дождя, рыбаки оттолкнули лодку и объехали косяк, окружили его неводом. Полный невод не смогли даже вытащить — соединили его крылья, чтобы рыба не могла уйти, и принялись черпать ее сачками. По всему берегу пахло редкостными здесь, на Камчатке, свежими огурцами — это пахла корюшка. Рыбу таскали в большую яму, вырытую в сугробе. Одна уже была полна корюшки размером с мелкую селедку. Ее поймали ночью. Косяк, который зашел в темноте в лиман, весь светился, фосфоресцировал. Этот свет и помог рыбакам.

Витька черпал рыбу вместе со всеми, таскал на носилках в ямы. В поселок он возвращался вместе с пожилым рыбаком. На мосту через речку они увидели собаку. Ту самую, которую Витька хотел приручить. Шерсть на ее загривке встала дыбом.

— Чего это Букет сердится? — удивился рыбак.

Витька с сожалением подумал: «У такой сильной собаки и такое имя — Букет».

Из-за холма выскочила собачья упряжка. Не слушая каюра, кинулась к Букету. Ездовые собаки не выносят псов-бездельников: рвут их в клочья. Человек на нарте втыкал в снег остол — прочную палку с железным наконечником, изо всех сил жал на нее, чтобы затормозить. Из-под железного конца остола летело похожее на веер большое белое снежное крыло, а упряжка все не замедляла хода.

Букет свернул с дороги и потрусил вдоль снежного берега. Убегать от драки, даже смертельной, было, как видно, не в его привычках. Собаки настигли Букета. Он спрыгнул в речку. Каюр, видя, что дело плохо, кубарем свалился с нарты, а собаки кинулись с двухметрового берега на Букета.

Рыбак сказал Витьке: «Ну, все. Разорвут». Что было дальше, мешал видеть берег. Витька подбежал к реке. Собаки плотной шеренгой стояли в мелкой воде против Букета, оскалив зубы. Восемь крупных собак замялись в полуметре от одной, а не рвали ее в клочья, как бывает в таких случаях.

Букет припал боком к отвесному берегу и показывал им свои перламутровые ножи. Когда собака показывает клыки, другие отлично понимают их силу. Букету пришлось бы плохо, если бы они всей упряжкой кинулись на него. Но для этого одной из них нужно было броситься первой. И ни одна не решилась — она и погибла бы первой.

Витька был в болотных сапогах и тут же прыгнул в речку. Схватился за нарту и без особого труда оттащил умеривших пыл собак.

Хозяин повел упряжку вдоль речки, туда, где берег был ниже.

Букет выскочил там же, где спрыгнул, и неторопливо, с достоинством побежал к поселку…

После этого случая Витька опять долго не видел его.

Ход корюшки кончился, На домах под карнизами крыш белели гирлянды развешанных рыбешек. Эти «сосульки» из корюшки были в поселке первыми вестниками камчатской весны. Снега так сверкали на солнце, что Витька, непривычный к такому свету, ослеп — в глаза как будто бросили горсть песка: их саднило, жгло. Трое суток он не мог выйти из дома. Он уже не смеялся, когда старуха соседка выходила кормить кур в больших ультрамодных темных очках, — других очков, поскромнее, не было в магазине. Витька и сам потом купил такие же.

За эти дни, пока. Витька отсиживался в доме, в поселок пришла настоящая весна. Сугробы осели так, что вытаяли из-под снега все дома. Недавно одни крыши торчали — и вдруг весь поселок оказался поверх сугробов. Старуха, Витькина соседка, подставила шаткую лестницу и пыталась взобраться по ней на столб.

— Вы чего это, бабушка, по столбам лазаете? — удивился Витька.

Старуха воздела руки к небу. Там, почти под самыми проводами, была привязана бельевая веревка, на которой зимой сушилось белье. Пришлось помочь ей перевязать веревку пониже.