Николай Пржевальский - Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг.

Перебирая одно за другим различные государства и часто невообразимо искажая их названия, Юнь-Хаб, наконец, добрался до Европы, где тотчас же отыскал и показал Францию с Англией. Потом, пропустив всё остальное, перешёл к России, где также показал Петербург, Москву и, не знаю почему именно, Уральские горы. Показания его относительно России оказались настолько обширны, что он даже знал о сожжении Москвы французами. Когда эту фразу мой переводчик никак не мог понять и передать, то Юнь-Хаб взял пеплу из горшка, в котором закуривают трубки, положил на то место карты, где обозначена Москва и сказал: «французы».

Затем разговор перешёл опять на Корею. Здесь начальник выказал большую осторожность, даже подозрительность и давал только самые уклончивые ответы. Когда я спрашивал у него, сколько в Кыген-Пу жителей? далеко ли отсюда до корейской столицы? много ли у них войска? - то на всё это получил один и тот же ответ: «много».

На вопрос: почему корейцы не пускают в свой город русских и не ведут с ними торговли? Юнь-Хаб отвечал, что этого не хочет их царь, за нарушение приказания которого без дальнейших рассуждений отправят на тот свет. При этом он наивно просил передать нашим властям, чтобы выдали обратно всех переселившихся к нам корейцев, и он тотчас же прикажет всем им отрезать головы.

Между тем принесли для меня угощение, состоявшее иэ больших, довольно вкусных груш, чищеных кедровых орехов и каких-то пряников.

Во время еды всего этого начальник, оказавшийся не менее любопытным, чем и его подчиненные, рассматривал бывшие со мной вещи: штуцер, револьвер и подзорную трубу. Всё это он, вероятно, видел ещё прежде, потому что знал, как обращаться с револьвером и подзорной трубой.

Между тем бывшие со мной солдаты беседовали в стороне, как умели, с корейцами, даже боролись с ними и показывали разные гимнастические фокусы. Всё это очень нравилось окружавшей их толпе и, наконец, когда один из солдат проплясал в присядку, то это привело в такой восторг корейцев, что они решились даже доложить о подобной потехе своему начальнику.

Последний также пожелал видеть пляску, а потому солдат еще раз проплясал перед нами к полному удовольствию всех присутствующих и самого Юнь-Хаба.

В это время привели на суд трёх виновных, уличённых в покраже коровы.

Представ пред лицом своего начальника, подсудимые поверглись ниц и что-то бормотали минут с пять. Выслушав такое, вероятно, оправдание, Юнь-Хаб сказал отрывисто несколько слов, и полицейские, схватив виновных за чубы - что весьма удобно при корейской причёске - потащили их куда-то в город.

После суда разговор продолжался недолго и, наконец, когда я объявил, что желаю уйти, то Юнь-Хаб тотчас же встал и вежливо раскланялся.

На прощанье он только пожелал, чтобы я выстрелил из штуцера, для чего приказал поставить небольшую доску на расстоянии около ста шагов. Когда я выстрелил и пуля, пробив эту доску, далеко ещё пошла рикошетами по полю, то вся толпа издала какой-то громкий, отрывистый звук, вероятно, знак одобрения, а Юнь-Хаб тонко улыбнулся и вторично раскланялся со мной.

Затем, усевшись на носилки, с прежней церемонией и пением он двинулся в крепость. Я же с своими солдатами в сопровождении всей толпы направился к берегу и, переправившись через реку, поехал обратно в Новгородскую гавань, откуда вскоре предпринял экспедицию для исследования Южноуссурийского края.

Южная часть принадлежащих нам берегов Японского моря представляет обширную впадину, известную под общим именем залива Петра Великого [121] Длина этого залива (по хорде), от мыса Поворотного до устья реки Туманги равняется 175 верстам, а ширина, т. е. углубление от этой линии внутрь материка, составляет около 80 верст. , изрезанную множеством других меньших заливов, бухт, гаваней и изобилующую целым архипелагом островов.

Из всех меньших заливов впадины наиболее удобств для стоянки судов представляют: бухта Золотой Рог на южной оконечности полуострова Муравьёва-Амурского и залив Посьета, о котором скажем теперь несколько слов.

Этот залив лежит на самом юге наших владений и состоит из трёх частей: рейда Паллады, образующего его наружную сторону, и двух бухт - Новгородской и Экспедиции, глубоко врезавшихся внутрь материка. Первая из них лежит вправо от рейда Паллады, последняя прямо против него.

По своей величине бухта Экспедиции гораздо больше Новгородской, но зато менее удобна для стоянки судов, потому что вследствие открытого положения подвержена сильным северо-западным ветрам, которые разводят здесь огромное волнение. От Новгородской гавани и рейда Паллады эта бухта отделяется длинной, но узкой песчаной косой, оканчивающейся скалистым мысом Чурухада и небольшим полуостровом, оконечность которого известна под именем мыса Шелехова. На этом полуострове находятся залежи каменного угля, разработка которого производится линейными солдатами для потребности наших военных судов.

Новгородская гавань меньше [122] Бухта Экспедиции имеет в окружности. около 50 вёрст, Новгородская гавань около 10 вёрст при средней ширине 1-2 вёрст. Глубина её в нижних и средних частях 5-10 сажен [10-20 м], а в верхних только от 2 до 3 сажен [4-6 м]. бухты Экспедиции, но зато имеет более закрытое положение, следовательно, удобнее для стоянки судов. При самом её начале расположен пост Новгородский, состоящий из восьми казённых домов, в которых живут солдаты со своими начальниками, двух частных, принадлежащих иностранному купцу, занимающемуся здесь покупкой морской капусты, и из нескольких китайских фанз. Кроме того, на северном берегу бухты Экспедиции возникло недавно селение Новокиевское [123] Это селение основано в 1867 году и в настоящее время имеет около 100 домов. , в котором расположен 1-й линейный батальон, а в нескольких верстах от него лежит корейская деревня Янчи-хэ. В 18 верстах от Новгородского поста или, как его называют, гавани находится другое большое корейское селение - Тызен-хэ, а на противоположной стороне бухты Экспедиции лежит китайская деревня Ханшина, одно из складочных мест морской капусты, привозимой сюда осенью промышленниками.