Николай Пржевальский - Путешествия к Лобнору и на Тибет

Связь времен.Эдуард Макарович Мурзаев – выдающийся географ и исследователь Азии, автор работ по физической географии и топонимике этого региона, знаток Монголии, Китая, Киргизии и Казахстана – в 1979 г. подарил мне на день рождения свою книгу «Рассказы об ученых и путешественниках», снабдив ее надписью: «На добрую память о героях этой книги, у которых есть чему поучиться». Главными героями книги были его старшие и более молодые коллеги-географы, среди которых встречались и те, кто помнил Н. М. Пржевальского, работал в экспедициях с его учениками – П. К. Козловым и В. И. Роборовским. Сам Э. М. Мурзаев стал своего рода ориентиром на пути преемственности знаний и традиций в географии: под его редакцией и с его основательными научными предисловиями в советское время вышли издания описаний путешествий Н. М. Пржевальского, а также научная биография путешественника. [2]Мурзаев писал: «В истории науки есть личности, идеи и труды которых являются целой эпохой. Проходят десятилетия, но не умирает память о них; наоборот, на некотором расстоянии еще сильнее подчеркивается их величие, неутомимость, научная страсть. К таким ученым относится и Николай Михайлович Пржевальский… Память о нем свежа в самых широких слоях нашего общества…». [3]

Как просто в наши дни взять билет до Катманду или Лхасы и буквально через 7–8 часов оказаться в самом сердце Тибета – территории, до сих пор слабо изученной и таящей много неведомого, но открытой для любого путешественника или исследователя. Николай Михайлович Пржевальский был и великим путешественником, и исследователем-географом.

Центральная Азия, куда Пржевальский за свою сравнительно короткую жизнь снарядил четыре экспедиции, для европейских исследователей оставалась «белым пятном» на карте. Она таила многие опасности: не угасал тлеющий веками конфликт китайцев с мусульманскими меньшинствами, тибетцами; настороженное отношение к европейцам местного населения сохранялось с времен «опиумных войн» и англо-франко-китайской войны 1856–1860 гг. К списку опасностей следует добавить и знаменитое Дунганское восстание мусульман (1862–1877), отголоски которого Н. М. Пржевальский застал во время первого и второго путешествий в Центральную Азию. В регионе, по образному выражению Р. Киплинга, шла «большая игра» России и Англии. Ослабленный внешними и внутренними войнами Китай пытался сблизиться со своим северным соседом: после краткосрочного совместного протектората «уступил» России Уссурийский край, расширял приграничную торговлю, принимал дипломатов и миссионеров. В отличие от Франции и Англии (первая отвоевала у Китая Вьетнам, вторая строила в Китае порты, монополизировала его морскую торговлю и устанавливала приоритеты в дипломатической сфере), Россия искала мирные пути сосуществования с Китаем. Отчасти этому служила и миссия Н. М. Пржевальского.

Друзья и родные молились, чтобы он вернулся из опасного путешествия живым. А недруги, прежде всего недруги России, пытавшиеся помешать любому проявлению интереса нашей страны к Китаю и его неизведанным землям, делали все, чтобы в ходе экспедиций путешественник не смог выполнить задуманного.

Думаю, что среди читателей этой книги найдется немного тех, кто бывал в описываемых Н. М. Пржевальским краях. Автору этих строк они знакомы по экспедициям начала 1990-х гг., а более чем десятилетний опыт полевых исследований в Кызылкумах позволяет судить об испытаниях, которые суждено было перенести Н. М. Пржевальскому и его товарищам во время многомесячных переходов.

В 1991 г. мы начали работать в составе китайско-советской гляциологической экспедиции в Синьцзян-Уйгурском автономном районе – в Урумчи, далее переместились в провинцию Сычуань – в Чэнду – и к окраине Тибетского плато, в провинцию Ганьсу, в Ланчьжоу, а уже оттуда – в Лхасу. Я был очень удивлен, узнав, что именно в Ланчьжоу, посреди гор и пустынь, действует крупнейший в Китае институт, занимающийся проблемами снега, льда и мерзлоты. Когда в октябре – ноябре 1991 г. на обратном пути мы пересекали на машине Тибетское нагорье, стало понятно, как трудно было здесь путникам в XIX в. Днем температура воздуха достигала +20…+30 °C, а ночью опускалась до -15 °C, все дороги были изъедены мерзлотными процессами, а на озерах уже лежал полуметровый лед. На автомобиле, двигавшемся со скоростью 200–300 км в сутки, ежесуточно мы пересекали горные хребты: Наньшань, Бурхан-Будда, Шуга, Марко Поло и др. и добрались из Лхасы в Ланьчжоу за две недели. Отряду Н. М. Пржевальского на это потребовались бы месяцы, а там еще путь на Пекин, затем на Ургу (Улан-Батор)… Годы, проведенные путешественником в Центральной Азии, разбиваются не на месяцы и недели, а на суточные переходы, многокилометровые маршруты. Их итог – нанесенные на карту новые географические объекты, которым путешественник дал свои названия или сохранил местные. Так, рядом с хребтами Московским и Колумба возвышается хребет Алтынтаг, а с хребтами Гумбольдта и Риттера – хребет Наньшань.

Если бы Н. М. Пржевальский был болезненно честолюбив и присваивал свое имя всем географическим объектам, животным и растениям, открытым им за многие годы, то уверяю вас, дорогие читатели, на Дальнем Востоке и в Центральной Азии царила бы топонимическая и таксономическая неразбериха. Еще бы, ведь на северной границе Тибета им была открыта целая горная страна, ранее неизвестная европейским исследователям, впервые обследован ряд территорий пустыни Гоби и Северного Тибета, истоки реки Хуанхэ, открыты сотни озер; по сборам, сделанным в ходе экспедиций, описаны многие виды растений, птиц, млекопитающих, пресмыкающихся, рыб.

Наверное, при сравнении всех путешествий Н. М. Пржевальского – одно в Уссурийский край и четыре в Центральную Азию – с путешествиями первооткрывателей Америки, Океании, Австралии, экспедициями в глубь Амазонии и Центральной Африки, возникает ощущение некоторой их обыденности и ординарности. Где жирафы, бегемоты? Где горы ацтекского золота? Где туземцы, не знающие железа? Где экзотические фрукты, кофе, чай и пряности? Однако почему-то именно Н.