Николай Пржевальский - Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг.

К вечеру третьего дня по выходе из Сучана мы достигли реки Та-Суду-хэ, в долине которой, по словам китайцев, лежит до двух десятков фанз. Эта речка, равно как и две другие, встреченные нами на пути - Ся-суду-хэ [143] Слово «та» по-китайски обозначает большой, а «ся» - малый; поэтому манэы называют речки по их сравнительной величине, так, например, Та-Суду-хэ значит Большая Суду-хэ. и Янмодогу - имели от пяти до десяти сажен [10-20 м] ширины и были весьма мелки, хотя по наносам на берегах можно видеть, что во время дождей они прибывают футов на десять [3 м] против своего обыкновенного уровня. Притом же, несмотря на позднее время года, названные речки вследствие своей быстроты были замёрзшими только наполовину, и по ним держалось довольно много чёрных водяных дроздов, или оляпок (Cinclus palasii), которые затем попадались и на других береговых речках.

Хотя в пространстве, пройденном нами от Сучана до Та-Суду-хэ, преобладали лиственные леса, но в высоких падях и на перевалах встречалось много кедров, на которых висели, часто кучами, ещё неопавшие шишки. Чтобы полакомиться орехами и хотя немного сократить долгие ночи, которые приходилось проводить в лесу наполовину без сна, я сбивал пулями эти шишки, а затем на ночёвке, сидя у костра, клал их в огонь и доставал орехи. Впоследствии я до того напрактиковался в щёлкании этих последних, что, пожалуй, мог поспорить с любым сибиряком, который с измальства уже привыкает к подобной забаве [144] Во всей Сибири кедровые орехи составляют одно из главных лакомств простого люда, и часто собравшееся общество, за неимением интересных для сообщения предметов, проводит большую часть вечера молча, только пощёлкивая орешки, которые и слывут в этих странах под метким названием «сибирского разговора». .

Миновав небольшие речки: Ся-Уху, Чангоуза и Чябигу, мы пришли 1 декабря к реке Та-Уху, на левом берегу которой стоят высокие и теперь покрытые снегом горы.

Вообще самые значительные вершины между Владивостоком и гаванью Св. Ольги я видел в верховьях Шито-хэ, на Сучане, Ся-Уху и, наконец, Та-Уху. Конечно, без барометра [145] К сожалению, во всё время своего пребывания в Уссурийском крае я не имел барометра, и потому не мог делать определений высот. трудно определить на-глаз их абсолютную высоту, но, сколько кажется, эта высота должна быть не менее четырёх или пяти тысяч футов [1200-1500 м].

Тропинка, по которой мы шли, часто выходила на самый берег моря, где в тихих пустынных заливах удавалось видеть китов, пускающих фонтаны. Здесь же на песчаных, низменных берегах часто валялись выброшенные кости этих великанов, а иногда целые черепа, прекрасно сохранившиеся, рядом со множеством водорослей и раковин, среди которых попадались морские звёзды и великолепного малинового цвета медузы. Но несравненно величественнее являлись морские берега там, где над самыми волнами угрюмо висели высокие отвесные утёсы, у подошвы которых вечно бьёт бурун сердитого океана. Присядешь, бывало, на вершине такого утёса, заглядишься на синеющую даль моря, и сколько различных мыслей зароится в голове! Воображению рисуются далёкие страны, с иными людьми и с иною природою, те страны, где царствует вечная весна и где волны того же самого океана омывают берега, окаймленные пальмовыми лесами. Казалось, так бы и полетел туда стрелою посмотреть на все эти чудеса, на этот храм природы, полный жизни и гармонии…

Погрузится затем мысль в туманную глубину прошедших веков, и океан является перед нею ещё в большем величии.

Ведь он существовал и тогда, когда ещё ни одна растительная или животная форма не появлялась на нашей планете, когда и самой суши еще было немного! На его глазах и, вероятно, в его же недрах, возникло первое органическое существо! Он питал его своей влагой, убаюкивал своими волнами! Он давнишний старожил земли; он лучше всякого геолога знает её историю, и разве только немногие горные породы старее маститого океана!…

Зов товарища заставит, бывало, вдруг очнуться от подобных мечтаний и спешить к своим спутникам, которые уже достаточно заждались меня.

По самому берегу моря очень редко встречаются жилые фанзы, но довольно много пустых, в которых летом находят для себя приют промышленники морской капусты. Обитатели жилых фанз занимаются здесь иногда добыванием соли из морской воды посредством выпаривания её сначала в мелководных бассейнах действием лучей солнца, а потом в чугунных чашах на медленном огне.

В ночь с 27 на 28 ноября прошёл небольшой дождь, который хотя и согнал окончательно весь снег на открытых местах, но через это путь сделался ещё труднее, так как вся тропинка покрылась теперь льдом, по которому итти было невыносимо скользко как для нас, так и для вьючных лошадей. Для последних в особенности затруднительно было продовольствие, потому что иссохшая трава не могла доставить даже сколько-нибудь сносного питания, а кормить вдоволь ячменём или овсом, покупая его у китайцев, стоило очень дорого, да притом и не всегда можно было достать этого хлеба.

Обыкновенно манзы продают здесь мерку ячменя по весу в 28 наших фунтов за серебряный рубль, так что, давая только по семи фунтов на лошадь, я тратил ежедневно на их прокорм по полтора серебряных рубля, следовательно, по 2 р. 25 к. кредитными билетами. Так как этого количества хлеба при трудности ежедневного движения было недостаточно, то подспорьем к нему служила или солома, если ночёвка была в фанзе, или сухая трава, если мы располагались в лесу. Конечно, то и другое не совсем-то приходилось по вкусу бедным лошадям, но с голоду они поневоле должны были есть, чтобы хотя чем-нибудь набить пустой желудок.

От реки Та-Уху до гавани Св. Ольги, следовательно, на протяжении около 120 вёрст, лежит самое пустынное место всего морского побережья, начиная от залива Посьета. Здесь только на одной реке Пхусун встречается китайское население (около двадцати фанз), а затем везде безлюдье, пустыня в пустыне, если можно так выразиться. Даже серебряная руда, находящаяся, как говорят, в вершине реки Ванцин, не привлекла в её долину ни одного китайца с его копотливым трудолюбием.

Характер лесов до сих пор не изменился. В береговой полосе преобладает всё тот же дуб, и только с приближением к гавани Св. Ольги чаще показываются кедры и ели, да и то преимущественно на северных склонах гор.

Ровно пять суток употребили мы на переход от Та-Уху до гавани Св. Ольги и все ночи сряду должны были ночевать в лесу, так что я считаю уместным сделать здесь описание хотя одного из многих наших бивуаков.

Обыкновенно за час или полтора до заката солнца сильно уставшие ноги начинают громко напоминать, что время отдохнуть. Притом желудок также давно уже заявляет о своей пустоте, и всё это настолько сильные побуждения, что мы начинаем выглядывать по сторонам дороги место, удобное для ночлега. Для этого обыкновенно избирается лесная лужайка на берегу какого-нибудь ручья, чтобы иметь под боком дрова, воду и пастбище для лошадей. В здешних местностях всё это очень нетрудно отыскать: ручьи текут в каждой пади, и вода в них не хуже знаменитой невской, трава растёт везде и всюду, а в лесу столько сухого валежника, что нетрудно добыть сколько угодно дров.