Анатолий Дементьев - Десять тысяч шагов

Так стая серых журавлей летела много дней. Летела быстро и спокойно. Но однажды, когда уставшие путешественники опускались на болото, внизу, среди камышей, блеснули красные языки, раздался громкий треск. Одна птица с перебитыми крыльями упала в воду. Стая шарахнулась прочь от страшного места.

Из укрытия вышел охотник и подобрал сбитого журавля.

— Эй, — крикнул он товарищу, засевшему в скраде на противоположной стороне болота. — Я свалил одного. У него на ноге кольцо.

— Зачем стрелял по журавлям? — упрекнул тот. — Разве мало другой дичи?

— Ну ладно, ладно. Подумаешь, подстрелил журавля. Скучно было. Утки не летали, а эти подвернулись…

Испуганная выстрелами стая летела дальше. Журку тоже слегка царапнула одна из дробинок. Он усиленно взмахивал крыльями, стараясь не отставать. Впереди летящий журавль вдруг жалобно закричал и стал снижаться: одно крыло у него беспомощно повисло. Сгущающиеся сумерки скрыли раненую птицу, и крик ее постепенно замер где-то внизу.

Спустя много дней после этого события вожак привел свою стаю к полноводной реке, такой широкой, что с одного берега не видно было другого. По желтой воде, чуть вспененной мелкими волнами, скользили длинные лодки. В них сидели темнокожие люди. На берегу росли высокие пышные деревья, в траве и на кустах множество ярких цветов источали пряные запахи. Всюду порхали птицы, каких раньше Журка никогда не видел. Они сверкали оперением, отливавшим всеми цветами радуги. Солнце нестерпимо сияло в ослепительно голубом небе.

Журка решил, что отныне его стая будет жить в этом чудесном месте, где так красиво, где много червяков, мух и жуков, вкусных корешков и разной травы.

Но прошло несколько месяцев, и старые птицы начали проявлять беспокойство, которое понемногу передалось и Журке, и другим молодым журавлям. Они все чаще вспоминали болото, на котором родились и выросли, старый еловый лес, поля, раскинувшиеся за ним. Родину напоминало Журке и кольцо, крепко охватившее его правую ногу. Оно уже не блестело, как в первое время.

Потом пришел день, когда вожак опять поднял свою стаю в воздух и повел знакомой дорогой на северо-восток. Летели долго, чаще днем, но иногда ночью, останавливаясь на короткое время, чтобы передохнуть и подкрепиться скудной пищей. Летели над безбрежными водными просторами, над полями и лесами, вдоль рек и горных цепей, над городами и деревнями. Каждый взмах крыльев приближал журавлей к родине. И вот однажды вожак, а за ним и другие старые птицы радостно закричали, и это было похоже на звуки, вылетавшие из блестящих медных труб:

— Кррриии… Крриии… Кррууу… Кррууу…

Люди, услышав эти звуки, льющиеся с высоты апрельского неба, поднимали головы и, увидев журавлей, долго провожали их потеплевшими взглядами. А иные даже снимали шапки и махали вслед стае, желая счастливого пути.

И Журке тоже захотелось кричать, но он еще не умел трубить по-настоящему.

Наконец стая прилетела на то самое моховое болото, которое покинула осенью. Хотя старая трава на кочках и на берегу пожухла, хотя кое-где еще лежали остатки грязного, источенного солнцем снега, а вода была холодной и временами налетал пронизывающий северный ветер, родное болото показалось Журке прекраснее всего на свете. Он разгуливал среди кочек, взмахивая широкими крыльями и заглядывая повсюду, будто желая убедиться, что все здесь по-прежнему и ничего не изменилось.

Птицы собрались на просторной сухой площадке почти в самом центре болота. Вожак взобрался на кочку, величественно выпрямился, взмахнул крепкими крыльями и затрубил. Стая оживилась. Сначала птицы топтались на месте, потом пара за парой пустились в пляс. Танцоры распускали крылья, приседали и подпрыгивали, раскланивались и проделывали много других удивительных движений. А самые галантные кавалеры, изогнув шеи, приседая, кружили возле своих избранниц.

Журке тоже стало весело. Он закружился, приседая и размахивая крыльями, откидывая голову и открывая клюв. Наверное, он танцевал хорошо, потому что его молодая подружка Белощечка, с которой они обычно летели в стае вместе, вдруг вышла на середину площадки и составила ему пару. Они долго и старательно танцевали, а вокруг радостно трубили другие журавли.

Из-за темного леса поднялось ликующее солнце и щедро облило птиц теплыми лучами. Над болотом заклубился туман, на осоке вспыхнули и засверкали капельки воды, и закувыркались в прозрачной голубизне черно-белые хохлатые чибисы, выкрикивая свой назойливый вопрос: «Чьи вы? Чьи вы?» Из-за кочек вылетали бекасы. Они набирали высоту и падали, распустив веером короткие хвосты, отчего получался звук, похожий на блеяние барашка, а пучеглазые лягушки вторили им из каждой лужи.

Журка и Белощечка отправились гулять по болоту. С этого дня они все время держались вместе. А однажды во время прогулки по болоту облюбовали подходящую кочку. На ней и устроили гнездо. Белощечка отложила два крупных яйца и села их насиживать. А Журка ходил неподалеку, гордый и радостный, зорко посматривал по сторонам — не грозит ли опасность.

Как-то ночью пошел дождь — мелкий и холодный. Журка вышел на берег и спрятался под березкой. Здесь дождь почти не доставал. Стоя на одной ноге и поджав другую — это была его излюбленная поза, молодой журавль задремал. Он не видел и не слышал, как к болоту подобралась лиса. Она кралась долго и осторожно, потом сделала огромный прыжок…

Журка почувствовал, как кто-то схватил его за крыло, повалил на землю. Он громко, испуганно закричал, взмахнул свободным крылом, пытаясь подняться. Лиса потащила его в кусты. Журка продолжал кричать, бил врага длинными ногами, крылом, клювом, но силы были явно неравными. Внезапно лиса отпустила птицу и скрылась в лесу.

На дороге, которая вилась вдоль болота, показалась темная рычащая громадина. Два ослепительно ярких луча, разрезая предрассветный сумрак, запрыгали по деревьям, кустам, упали на трепыхавшегося Журку. В нескольких шагах от него грузовик остановился. Из кабины вышел человек.

— Вот так штука! — сказал он, нагибаясь к птице. — Журавль! Как же это тебя угораздило, братец?

Журка пытался подняться, но боль в ноге и сильно искусанное крыло не давали ему это сделать. Он только вертел длинной шеей, угрожающе выставив острый клюв, щелкал им и шипел.

— Но, но! — сердито сказал человек. — Убери свою пику. Я ведь тебя не боюсь.

Дождь давно перестал, только с листьев еще падали редкие крупные капли. Облака разошлись, открыв розовеющее на востоке небо. Подавали голоса пробудившиеся птицы. С болота поднимались завитушки тумана. И где-то совсем близко послышались крики журавлей. Услышав их, Журка, в который уж раз, попробовал вырваться из рук человека. Но тот ласково успокаивал его.