Римантас Будрис - Нежнорогий возвращается в лес

На этом острове, где привольно морскому ветру, белеет старый маяк. А недалеко от маяка, за реденько расторканными кустами можжевельника, две скромных усадьбы. В них разместилось население острова — мужчины, сколько их тут есть, с женами и детьми. Других обитателей нет, если не считать двух черно-пестрых коров, сосен да можжевеловых зарослей, морских птиц да ветра морского.

Мужчин на острове всего двое. Фред — смотритель маяка, и Л е о — смотритель птиц. Оба мои добрые знакомые. Фамилии Фреда я не знаю: как-то не было случая спросить. А у Лео, смотрителя птиц, фамилия — Аумээс. Это прекрасная фамилия, ведь она означает: «Человек чести».

Невелик их остров. Когда море разбушуется, то, стоя на одной закраине, слышишь, как гремят волны с другой стороны, а уж ветер — тот накрывает островок в один порыв.

Жители не сетуют на тесноту. Коров пасти можно, и ладно. А кругом в море виднеются острова-островки еще мельче, где растет один лишь можжевельник, а то вовсе голым-голо и серо.

Лео ведет моторку, огибая отмели и подводные камни. Близ каменистых островков таких порожков предостаточно. Лео отлично знает все вероломные грядки даже по именам. Двенадцать лет он плавает между здешними островами.

Это сегодня Лео подсчитал, что он живет на острове ровно двенадцать лет. Прежде и в голову не приходило вести счет годам. Конечно, возраст своих детишек Антса и Элу он всегда назовет с точностью: сыну шесть, дочке четыре. Но сам Лео поселился тут давным-давно…

Вчера у него спросили, не хочет ли он сменить работу, перебраться с острова на Большую землю, а то и… в город. «Давно ты здесь трудишься. Как-никак двенадцать лет. Ведь приедается…» Так говорил человек, приехавший к Лео. Этот человек — начальник Лео, и Лео ему повинуется. Правда, не так, чтобы слишком спешно. Такой уж у Лео нрав — все делать неторопливо, основательно. Да и времени на острове много. Побольше, чем на берегу. И уж конечно, побольше, чем в шумливом, порядочно суматошном городе.

Сегодня морской ветер ласков, едва колышет мелкие волны. Лео держит путь к гусиным гнездовьям и размышляет. Ветерок то распушит ему волосы, то снова пригладит. А Лео прикидывает и так… и этак…

Начало лета… У птиц хлопотливая пора гнездованья. Из яиц уже проклевываются пушистые малыши. Серебристые чайки в аспидно-серых мантиях, белые бургомистры селятся на каменных россыпях в самом скоплении островков. Камнешарки снуют вдоль берега юркими пестренькими арлекинами. Черно-белый кулик-сорока пунцовым клювом поддевает прибрежные камушки, ищет, чем поживиться. Крохали устраиваются на кладку в любой ямке, малой щели, углублении. Лео уложил на колышки бочонок с прорезью в днище. Сооружение это сразу облюбовала самочка крохаля и несет яйца, точно заправская курица. Лео стряпает крохалиные глазуньи на завтрак, а крохаль продолжает класть новые яйца. Как только Лео подметит, что крохаль несется не так охотно, он перестанет брать яйца: пусть насиживает себе птенцов. Лео с Фредом называют крохалей: «Наши летающие морские квочки».

У любого кустика, пучка травы, в едва заметной впадинке возле камня — всюду выглядывают потешные гагачьи головки. Гнездо у гаги богатое, пуховое. Сидят гаги друг подле дружки, ждут, когда выведутся птенцы. А вот серый гусь, птица степенная и мудрая, тот гнездует в одиночестве, поодаль от остальных.

Чудесно это время, когда пернатые выводят свое потомство. В воздухе и на воде, на островах, островках, островочках — всюду несметное множество птиц, и Лео ликует, как в праздник.

Но быстро минует праздник. Не успеешь оглянуться, как птицы уведут молодняк за море. Опустеют острова. Затяжная осень наступит после короткого лета. Хмурые морские волны закипят, пойдут накатывать на островки, вымывая камни и гальку… А там и зима. Между островами море замерзнет. И будет Лео видеть одну лишь белую пустошь. Летом он ходит на моторке. А зимой, когда кончается керосин или хлеб, ездит на материк на санях. Но только потянет покрепче ветер с юга, как ледяной покров на море превратится в льдистую кашу, и тогда с острова не выбраться ни на лодке, ни на санях. Иной раз недели две кряду.

Для верности Лео еще раз подсчитывает, загибая пальцы. Так и есть. Ровно двенадцать лет. Может, и впрямь пора на берег? Там дороги, электричество, деревни, магазины, там люди. Тарахтит мотор, мчит вперед, помогает Лео думать.

Гусиный остров ощетинился прошлогодними тростниками. Тут упрятали гуси свои гнезда. Но Лео без труда их находит, втыкает поблизости колышек с номером, а потом наезжает проверять, наблюдает за гнездами, все записывает. Это и есть работа Лео.

Славное местечко выбрала гусыня для гнезда. Тростники в меру густые, вода рядышком. Нащипала клювом пуха с груди, устроила гнездо, примяла. И два яичка положила… Отлучилась гусыня покормиться, а тут, откуда ни возьмись, гага. Глядь — гнездо, пухом выстланное, а в нем — два яйца. Гаге как раз нужно гнездо. Вот и давай она добывать с себя пух и добавлять его в гусиное гнездо: ведь чужая перина для гаги жестковата. Гага надергала с груди и брюшка пуха, обогрела гусиные яйца. Потом рядом с ними собственные отложила. И принялась насиживать. Гусыня не стала воевать с гагой, устроила себе новое гнездо.

Лео прибыл к гусиному острову, пробирается сквозь тростники. Осматривает гнезда. И вдруг — ну и ну…

— Не годится… Никуда не годится, — сказал Лео гаге, а та и взлететь не удосужилась, только прошлепала вперевалку утиными лапами до воды и плавает, выжидает, когда Лео отправится дальше.

А ведь гагины птенцы вылупятся раньше гусят. Птица уйдет с выводком на воду, а кто станет высиживать гусят? Но даже если проклюнутся все разом, какой в этом прок: гагины птенцы сразу ныряют, а гусята, хоть и отменные пловцы, нырять нипочем не научатся. И гагин корм гусятам не годится. К тому же юные гаги пушисто-черные, а гусята — золотистые. Как тут одной мамаше растить разномастных деток?

— Плохо дело… Плохо дело…

И Лео, который привык все делать не спеша, с расстановкой, быстро вынул из гнезда гусиные яйца и бросился напролом по хлипким дебрям, с хрустом ломая тростники. Надо найти гусиное гнездо и подложить туда эти два яичка. Пусть будет в гусином племени двумя юными существами больше, оно этого стоит.

Вот гнездо, Лео давно его знает. Но тут уже сидит золотистый гусенок, писклявый комочек пуха. Рядом проткнул скорлупу клювик другого малыша. И в остальных яйцах под скорлупкой шуршание, тюканье… Нет смысла оставлять тут яйца. Гусыня не станет дожидаться, уведет своих птенцов на море, а подкидышей бросит.