Юрий Янковский - Полвека охоты на тигров

Начало было не из веселых. Отец на шхуне капитана Гека уехал на остров Аскольд за матерью и нами через три месяца после начала постройки домов, а в его отсутствие на поселение напала шайка хунхузов, которая убила жену и воспитанника Гека, а также всех рабочих, разграбила имущество, сожгла постройки и после этого скрылась через границу, которая в этом месте разделяет Приморье от Маньчжурии горным хребтом высотой в 3.000 футов, под названием Синий хребет, заросший почти непроходимой тайгой. Из этой тайги впоследствии по зверовым тропам к нам очень часто приходили тигры и хунхузы, одни полакомиться лошадкой или коровкой, вторые — грабануть.

Вернувшись на постройку, отец нашел пепелище, но это не сломило энергии его и Гека. Они тут же поклялись, что начнут дело вновь, а хунхузам отомстят за их вероломство. И клятва была сдержана — хунхузы дорого заплатили за это.

Не раз отец, забрав всех способных владеть оружием рабочих, а позднее и соседей-поселенцев, уходил в погоню за шайкой, часто переходя дикую границу, а мать оставалась с винчестером дома одна с нами, детьми. Будущие «тигрятники» были с ней, как цыплята под наседкой.

Одновременно с отцом выходцы из Кореи образовали деревню Верхнее Сидеми, между поселком Янконским и Синим хребтом, создав таким образом как бы буфер в сторону границы, но они не были вооружены и стали данниками хунхузов. Когда дани не хватало, хунхузы убивали корейцев, и те обратились к отцу за защитой. Отец согласился, объединил их со своими служащими, вооружил и организовал правильную борьбу с хунхузами. Как храбрый начальник и исключительно меткий стрелок, отец получил от корейцев прозвище «Нэнуни» (четырехглазый) за свои черные очки, которые он всегда носил и только при стрельбе поднимал их на лоб. За 20 лет возглавления добровольной дружины против хунхузов, состоящей преимущественно из корейцев, прозвище «Нэнуни» стало нашей второй фамилией. До сего дня старики Северной Кореи меня называют «Нэнуни атери» (Сын четырехглазого), а моих сыновей — «Нэнуни-сонча» (Внуки четырехглазого).

Все свободное время отец проводил на охоте. Это доставляло ему не только удовольствие, но и заработок для укрепления и развития хозяйства. Отец задался целью создать конский завод, по примеру Забайкалья, где он прежде работал, т. е. степное табунное коневодство. Вот тогда-то и началась слава отца как охотника — тигрятника.

Первыми «пастухами» оказались… тигры. В первую же зиму из приобретенных отцом жеребца и четырех кобылиц тигры съели всех кобылиц. Для борьбы с хищниками отец и стал тигровым охотником. Помимо наличия храбрости, решительности и самообладания, отец считался лучшим стрелком края. Не надо забывать, что оружие того времени, со свинцовыми пулями, было много слабее нынешнего, и я помню случаи, когда пуля, попавшая в переднюю лопатку тигра, плющилась и зверь уходил легко раненым. Хотя неуверенность в ружье и обескураживает самого лучшего охотника, все же отец взял на своем веку девять тигров и барсов, что по тому времени было рекордом.

Если читатели пожелают, то когда-нибудь я расскажу о действительно легендарных приключениях своего отца и капитана Гека, учеником, а позднее и сподвижником которых мне пришлось быть почти с пеленок. Воспитание было суворовским. Они не имели привычки оглядываться на охоте для того, чтобы узнать, поспеваю ли я за ними.

Вкратце история моего отца такова:

Будучи восемнадцатилетним студентом, в 1862 году, во время восстания в Польше, он был арестован и пешим порядком отправлен в Сибирь, где в Иркутске отбыл свой срок наказания, около 10 лет. Попав на свободу, он два года проработал помощником у ученого — доктора Дыбовского, изучавшего флору и фауну Восточной Сибири по берегам Аргуни и Онона. Оттуда он попал на разработку золота на Олекму, а в 1874 году прибыл во Владивосток, где сразу же, как специалист, устроился на золотой прииск на острове Аскольд, находящемся в Японском море, в 50 верстах от Владивостока. На Аскольде он позднее женился, там же, в 1879 году, родился я, за год до переселения моих родителей на полуостров Янковский.

С того самого дня, когда я начал сознавать окружающее, я главным образом слышал — «Сегодня приходил тигр и загрыз Звездочку. За ним гонялись охотники, стреляли и легко ранили. Завтра собираются его преследовать»… «Вчера тигр ранил Азию, но она вырвалась и ее надо лечить» или же «Есть агентурные сведения, что хунхузы вновь готовят нападение. Надо быть начеку». Куда-то посылают разведчиков, вечером осматривают, прочно ли заперты дубовые, окованные железом двери дома. Во всех окнах были решетки из толстого круглого железа, через которые в дом нельзя было проникнуть. Идя по воду или доить коров, захватывали на всякий случай винчестер.

Когда мне было около 5 лет, я уже видел привезенных из леса на дровнях убитых тигров или барсов, дергал их за хвост и, конечно, побаивался. Хотя я был ребенком сметливым и быстро убедился в том, что мертвый зверь не страшен, должен сказать, что взрослые, не отдавая себе отчета, часто пугают ребят, что делать ни в коем случае не следует. Когда мне было 6 лет, отец научил меня стрелять из винчестера. Правда, приходилось прикладываться с сошек и прижимать ружье изо всей силы к щеке и плечу, чтобы не разбить лицо, но зато какое счастье было стрелять .

В то время меня уже брали на ближние охоты на коз и фазанов. Иногда на снегу попадались следы тигра, а иногда он ночью проходил вблизи усадьбы. Все, конечно, шли смотреть, когда хищник иногда загрызал в загоне корову или утаскивал свинью, причем мы, дети, переживали эти нападения очень болезненно.

С оружием у охотников часто дело обстояло очень плохо, да, откровенно говоря, настоящим тигровым охотником был только мой отец. Остальные, кого я только помню, были дилетанты — так поболтать на охотничьи темы или походить за козами, а то приезжие из города гости, которые храбры лишь до того времени, пока тигром не пахнет. Отец часто говорил:

— Я лучше пойду на тигра один, чем с компаньоном, который может в критический момент струсить и растеряться или просто, оставив в беде, удрать. Идя же вдвоем, всегда меньше бережешься.

Этот его совет я выполняю и по сии дни.

Помню, из всех охотников выделялся наш конюх Платон — отставной артиллерист, косая сажень в плечах, богатырь и действительно храбрый человек, с огромной рыжей бородой. Стрелял только он плохо, хотя и больше всех на свете был счастлив, когда ему давали выстрелить из ружья. Вот его иногда отец и брал на охоту за тигром, зная, что Платон не струсит. Когда не было второго ружья, отец вооружал его копьем. Оно было прекрасное, острое, и я не сомневался, что такая комбинация была самой надежной, т. к., если вблизи вас, т. е. вплотную, тигр схватит человека, то плохой стрелок легче заколет зверя копьем или нанесет ему рану, которая заставит его бросить жертву и убежать. Когда я вспоминаю свою юность и связанные с ней случаи и курьезы охоты на тигров, в особенности при участии приезжавших к нам горожан, мне становится часто весело. В частности, богатырь Платон был героем охоты, во время которой я убил своего первого тигра, но об этом будет дальше.