Владимир Свинцов - Мой друг Сенька

— Пшш! Еще хочешь получить?!

— Нет. Нет-нет, это не я… это хозяин… — взвизгнула собака и отступила.

— Тогда пшшшла вон. Оба — пшшли! — всем своим видом сказал Мурзик.

И они пошли. Оба. Прочь!

Ребята окружила Мурзика, стали его гладить, хвалить, говорить, какой он смелый и бесстрашный, но котенка вдруг стала бить нервная дрожь, наверное, как у всех бесстрашных котят, и он запросился к хозяину за пазуху. А когда Денис запрятал его в куртку, Мурзик полез дальше, аж под мышку. Как все настоящие победители, он был скромен и не жаждал славы.

Денис кожей ощущал, как сильно билось сердце Мурзика. Нет, он не считал, что тот струсил. Чего сейчас трусить?! Поэтому, когда ребята попросили, чтобы он еще раз показал котенка, Денис ответил:

— Мурзик готовится к следующему бою. Вон с той собакой, — и указал на огромного кавказца.

— О-о-о! — завизжали ребята и стали обсуждать предстоящий бой, а Денис, воспользовавшись тем, что про них с Мурзиком забыли, пошел домой, прижимая к груди своего рыжего бесстрашного друга. Он сам после этой схватки стал смелее. Чуточку, но смелее. И может быть, эта чуточка как раз и будет в нужный момент решающей.

Заблудился котенок — маленький, серенький, лохматый. Он оказался в местности совершенно незнакомой и пахнет плохо — непонятно чем. А сверху жуткий грохот, страшный вой и громкий свист.

Котенок сунулся вперед — голая стена, вправо — голая стена, влево — голая стена, развернулся назад — голая стена… И ни мамы, и — никого… Котенок задрожал от страха, сел и горько заплакал:

— Мяу! Мяу! Мяу!

А сверху орало, гудело, гремело…

У котенка расползались лапки на голом, скользком полу.

— Мяу! Мяу! Мяу!

Но страшное не унималось — грозилось, орало, гремело!

— Мяу! Мяу! Мя-яу! Ну, мя-у-у-у!

И вдруг, перекрывая весь этот жуткий шум, раздался громовой голос:

— Тихо! Выключите музыку! Котенок где-то пищит.

И сразу стихло все. И тихо стало: аж еще страшнее. И снова голос, но уже не такой громкий и как бы совсем не страшный, даже ласковый:

— Да вот же он! В коробке от нового музыкального центра!

И несколько голосов сразу:

— Вот же он! Вот он! Кис-кис-кис!

И ласковые руки, и ласковый голос:

— Вот он, маленький? Испугался, дурашка?

Ага! Вам бы так! Вас бы на мое место…

Я шел по двору и вдруг услышал над головой частое щебетание ласточек. Это мои старые знакомые. В углу сарая, под стропилами, ютится их домик, вылепленный из серой глины, смешанной с сухими травинками. Я знаю, что там находится два уже довольно больших птенца. Сейчас чем-то встревоженные ласточки с криком залетали в распахнутую дверь сарая и тотчас вылетали обратно.

Уж не кот ли Васька там разбойничает? За порогом на меня пахнуло прохладой, запахом сена и коровьего стойла. Когда глаза привыкли к полутьме, я внимательно огляделся. Васьки не было. Только два уже оперившихся птенца уставились на меня из гнезда.

Что же встревожило птиц? Я решил понаблюдать и затаился. Ждать пришлось недолго. В сарай стремительно влетела ласточка и, цепко ухватившись коготками за край гнезда, защебетала:

— Чик-чики-чики-чик!

Птенцы дружно вытянули шейки и тоже закричали:

— Чик-чики-чики-чик!

Ласточка еще чаше и громче защебетала и несколько раз облетела саран, словно приглашая птенцом следовать за собой, но птенцы то ли трусили, то ли не понимали ее. Они так и не тронулись с места. Первая ласточка вылетела на улицу, тут же к гнезду подлетела вторая и тоже защебетала:

— Чик-чики-чики-чик!

Птенцы зашевелились, но покидать гнездо явно не собирались. Так повторилось несколько раз. Наконец, поняв тщетность своих попыток, ласточки стали действовать по-иному. Одна из них подсела к птенцам. Гнездо было маленькое, птенцы и те в нем помешались с трудом, поэтому, когда ласточка стала усаживаться между ними, они оказались по самым краям, еще немного — и выпадут на землю. Птенцы с жалобным писком упирались. Другая ласточка в это время летала около двери сарая и призывно чикала.

Вдруг один птенец соскользнул лапкой с края гнезда. Стараясь удержаться, отчаянно взмахнул крыльями. Еще мгновение, и он стал падать, но у самой земли суматошно замахал крыльями и медленно, неуклюже вылетел во двор на яркий солнечный свет. С трудом он уселся на проволоку, на которой мы обычно вешаем белье. Родители присели рядом с ним и весело защебетали, будто бы успокаивая и подбадривая. Потом они вновь стали теребить птенца, сталкивая его теперь уже с проволоки. Но птенец не хотел еще раз испытать страх падения и возмущенно пищал. Тогда одна из ласточек подлетела к нему сзади, снизу — удар, и птенец, растопырив крылья, вновь полетел к земле. Но на этот раз его растерянность была кратковременной, быстро-быстро замелькали крылья, унося птенца все выше и выше в небо.

У меня уже болела шея, а я смотрел и смотрел, задрав голову, в прозрачную голубизну, туда, где три ласточки мелькали еле заметными точками. Через некоторое время они, оживленно щебеча, уселись на проволоке отдыхать. Птенец то и дело радостно срывался с проволоки и садился на нее опять, очевидно закреплял достигнутое.

Я вернулся в сарай. Второй птенец истошно кричат и метался по гнезду. Увидев родителей в прямоугольнике открытой двери, птенец решительно поднялся в гнезде им навстречу, расправил крылья, но в последний миг испугался, сжался в комочек. А со двора неслось ликующее щебетанье. Это первый птенец, вкусив прелесть полета, свободы и простора, звал в небо своего брата.

Взрослые ласточки сели к птенцу в гнездо, тесня его к краю, и тот, не дожидаясь, пока его столкнут, сам шагнул из гнезда. Ласточки одобрительно закричали, а птенец сначала неуверенно, затем смелее рванул стрельчатыми крыльями воздух и вылетел на солнечный простор.

Теперь они сидели на проволоке вчетвером, распевая свое «чики-чики». И вдруг смолкли. Из дома важно вышел кот Васька. Он лениво потянулся, жмуря от солнышка глаза, и, словно не замечая ласточек, медленно побрел к сараю в его темную прохладу. Ласточки молчали. Но вот одна из них, сорвавшись с проволоки, ринулась на кота в атаку. Кот Васька присел и, как пружина, прянул вверх — мимо! Ласточки торжествующе защебетали.

Словно устыдившись их насмешек, кот Васька затрусил к сараю рысцой. А ласточки уже вдвоем наскакивали на него, пикируя с высоты. Они мстили коту за каждодневный страх за жизнь птенцов, за его прожорливость, за то, что кошки испокон века были, есть и будут заклятые враги всех птиц…

С этого дня по утрам меня будил звонкий четырехголосый гимн восходящему солнцу.