Анатолий Онегов - Они живут рядом со мной

Вслед за беспокойным, хлопотливым летом наступила осень. Вместе с осенью пришли холодные ночи и частые обложные дожди, и к моей охотничьей избушке заглянула первая стайка синичек-московок. И почти тут же над крышей домика дрозды заорали еще громче, будто эти неугомонные птицы собрались сразу со всей тайги. Птицы шныряли по дорожкам, заглядывали в открытую дверь избушки, носились над кустами смородины и малины и вырывали друг у друга тяжелые кисти рябины.

Я примерно представлял, какое количество птенцов вырастили за лето те дрозды, которые поселились возле меня. Но как ни старался сравнить я это число с неимоверно большим числом птиц, посетивших меня в конце лета — в начале осени, у меня ничего не получалось, и я вправе был сделать вывод, что дрозды собирались около моего лесного жилища действительно со всего леса.

Теперь, когда очень скоро придется улетать на юг, улетать стаями, в которых надо хорошо знать крыло соседа, личная собственность перестала существовать и уступила место новому качеству — сплоченности. Исчезли «заборы» и «границы» у дроздов, гагар и уток. Утки стали посещать чужие озера, давно не встречались по утрам у каменной гряды гагары для совершения такого обычного совсем недавно ритуала, и вместо строгого закона территории у этих птиц появился новый закон — закон дружбы перед дальней дорогой.

Так было в лесу, на озере. Но другой мир, мир воды, пока оставался для меня тайной. Как там? Как у рыб? Я задавал сам себе эти вопросы и старался хоть краешком глаза заглянуть в таинственное государство окуней и щук…

Я отыскал на озере несколько неглубоких луд. Лудами на таежных озерах называются скрытые под водой песчаные или каменистые всхолмления дна. Эти всхолмления заросли кувшинкой, переплелись травой, превратились в настоящие подводные джунгли и надежно укрывали от хищников мелкую рыбешку.

Я приплывал к лудам еще в тумане, дожидался первых лучей солнца и ловил на удочку крупных, тяжелых окуней. Окуни ловились на кусочки рыбы или на червя. В первый день ловля всегда была богатой, но на второй день рыбы попадалось уже меньше и она была не такой крупной. Третий день не приносил рыбаку и такого улова, а на четвертый — озеро как будто совсем отказывалось разговаривать с тобой.

Что это?.. Может быть, окуни разгадали мысли рыбака, испугались опасного места и ушли куда-нибудь подальше?.. А что, если там, под водой, существует свое собственное расписание, по которому луда время от времени переходит от одной стаи окуней к другой? Может, прежние хозяева уже успели наесться, покинули кормовое место, ушли дальше, а новые еще не успели подойти?

Каждый день я исправно навещал знакомую луду, видел среди травы бесконечные стаи мальков, за которыми совсем недавно охотились большеротые, полосатые окуни, возвращался домой почти ни с чем, но продолжал ждать, когда тайны подводного мира хоть немного приоткроются для меня…

Гагары, прокричав свое утреннее «ку-ку-вы», расплылись в разные стороны от каменистой гряды, а я осторожно опустил якорь и забросил удочку. И почти тут же поплавок медленно качнулся и исчез в воде. Я поднял удилище, и в лодке появилась полосатая рыбина. Окунь топорщил острые плавники, выгибал упрямо хвост и никак не соглашался немного подождать, чтобы я успел оставить на его хвостовом плавнике небольшую меточку. Наконец несложная процедура окончена, я пожелал своему новому знакомому доброго пути и отпустил его обратно в озеро.

К вечеру мне удалось пометить не один десяток больших упрямых рыб, вдруг объявившихся около луды. Я снова возвращался домой без улова, но был приятно спокоен — может быть, совсем скоро подводное расписание будет мне известно.

На следующее утро я опять ловил и метил полосатых рыб. Так продолжалось несколько дней, пока окуни не исчезли. И снова луда на таежном озере казалась пустой, казалось, что сюда вообще никогда не заглядывала приличная рыба. Но я помнил прежние неудачные дни и терпеливо ждал.

Мое терпение оправдало себя. К луде вырвалась голодная стая окуней и жадно набросилась на моих червей. Три, пять десять полосатых, красноперых красавцев попали в мою лодку, и среди них ни одной рыбины с моими метками…

Куда же девались помеченные окуни? Я разыскивал их у других луд, сторожил у затонувших деревьев, встречал в это время все новых и новых большеротых хищников, но старых знакомых так и не отыскал до тех пор, пока не настала их очередь навестить свою луду. Наверное, отъевшиеся рыбины просто отдыхали на глубине, передав свой «дом» на время проголодавшимся собратьям.

Да, окуни хорошо знали свой «дом». Я отлавливал больших и маленьких рыб, отвозил их в самые дальние концы озера, отпускал у точно таких же луд, рядом с другими стаями окуней. Они быстро исчезали в глубине, но уже к вечеру я встречался с ними снова в их собственных владениях, около прежней луды.

Такую же верность своему хозяйству хранили и щуки. Терпеливые, настойчивые рыбины долго и неподвижно таились в зарослях травы, у камней, под упавшими деревьями. У каждого «охотника» была своя собственная засада, свое охотничье угодье. Я ловил этих щук, так же, как окуней, метил и отвозил далеко в сторону, осторожно выпускал рядом с не менее интересными корягами, но почти всегда знал, что мои пленницы обязательно вернутся на охоту только в свой «дом». К этому «дому» каждую щуку вели ее собственные тропы, ее дороги с мест отдыха на глубине.

Прокладывали свои тропы и окуни. Где не было луд, островов, окуни не стояли на месте — они передвигались, бродили вдоль трав, подводных камней, по пути организовывали свои охоты и строго соблюдали расписание пользования «автострадой», которая принадлежала и другим стаям. Интервал движения на таких «автострадах» неплохо выдерживался, и нарушить временной график могла только непогода.

К осени отъевшиеся окуневые отряды реже выбирались из глубин и недолго задерживались на охотничьих тропах. Тяжелые ледяные дожди чаще вмешивались в расписание жизни подводных обитателей, я дольше тогда отыскивал знакомых рыб, и очень часто сырой сумеречный туман заставал мое суденышко еще на полпути к дому. В вечерней промозглой тьме терялись берега, озеро казалось чужим и неуютным, и с воды хотелось скорей уйти. Подгоняло меня к дому и опасение за собаку, остававшуюся на берегу в одиночестве.

Мой пес рос сильным и крепким. Летом он не знал врагов, но осенью… Осенью к озеру нет-нет да и подходили волки. Они всегда извещали о своем прибытии долгим и не слишком приятным воем.

Вечерний концерт за озером обычно начинала волчица. Она высоко поднимала голову и долго тянула низкую протяжную ноту, потом меняла голос, и с другого конца озера приходил ко мне высокий безысходный стон. Почти тут же откуда-нибудь со стороны отвечал волчице густой, тяжелый вой самца. Иногда вмешивались и волчата, и вся стая вместе громко объявляла о своем новом набеге, который снова пришелся на предпоследний день недели.