Артур Гайе - Сафари

Дельбек также остановился. Задыхаясь от бега и едва переводя дыхание, весь красный и, главное, совершенно пристыженный, он присоединился к своему сотоварищу, который кричал ему: «Идите скорее! Теперь нечего бояться! На этот раз он окончательно убит!..»

Неуверенными шагами, с опущенной головой, лейтенант подошел к швейцарцу.

— Вы упали? Ушиблись? — спросил последний немного обеспокоенным голосом.

— Нет нет… ничего… благодарю вас!.. Не поверите ли, этот проклятый слон произвел на меня действие слабительного. Какое, однако, чудовище! И ведь шел прямо на нас, а? Каково? Проглоти я поллитра касторового масла, результат получился бы тот же. Мне это перевернуло все внутренности! Ой, ой, ой!..

Гинан не стал больше расспрашивать и, держась за живот от смеха, скромно отошел в сторону.

Как можно было ожидать, рассказ об этом происшествии обошел весь округ. И «Я — меня » стал сразу же знаменитой личностью, по его мнению даже слишком знаменитой.

В Касуку с этих пор он уже больше не говорил о своих подвигах и сделался в высшей степени скромным. Но так как, несмотря на это, он стал объектом непрекращающихся шуток, то в конце концов подал просьбу о переводе. Но окончательно неисправимый, он продолжал и в Ибинге, куда его перевели, рассказывать разные небылицы про Майомбу с добавлением истории из жизни в Касуку.

Однажды, когда в офицерском собрании зашел разговор о слонах, он бесцеремонно прервал говорившего: «Пятнадцать кило!.. Клыки пятнадцать кило!.. Велика важность!.. Когда я был в Касуку, я убил одного слона, клыки которого весили сорок три кило!»

Но в Ибинге приключение со слонами уже было известно, и начальник поста стал насмешливо напевать:

Дельбек понял намек и, сильно покраснев, перестал больше настаивать. Его красноречие иссякло. Углубившись в себя, он не произнес больше ни слова.

— Ну что, Дельбек? Вы сегодня что-то не в духе? — спросил подмигивая начальник поста. — Немного лихорадит или желчь разлилась? Не нужно запускать этого! Примите хорошую порцию слабительного, друг мой! Но вот беда — сейчас вспомнил, что у нас вышел весь каломель!..

— Это ничего не значит! — сказал капитан Винье, отличавшийся способностью отпускать шутки, сохраняя серьезный вид. — Здесь в окрестностях — довольно слонов. Дельбеку это заменит каломель, а в аптеке сберегутся лишние лекарства! Ну, что? Разве не правда, милейший мой Дельбек? — добавил он, хлопнув по плечу злополучного лейтенанта.

Последний встал, пожелал всем доброго вечера и ушел к себе.

На следующий день он подал рапорт с просьбой о переводе.

Следуя по прямой аллее, обсаженной кофейными деревьями с запыленными листьями и эвкалиптами, похожими на большие, выходящие из земли канделябры, лейтенант достиг вершины холма, где находился дом начальника поста М-Боми. Не входя в него, он на минутку приостановился в тени мангового дерева и вытер покрытый потом лоб.

Жара была поистине тропическая. От земли, изрытой недавним ливнем, поднимались душные и зловредные испарения. Горизонт был затянут туманной дымкой. Вдали, между двумя холмами, как серебряное лезвие, сверкала река. Из туземной деревни, застывшей в сонном оцепенении, не доносилось никаких звуков. Голубой, с золотыми звездами флаг повис неподвижно на большой мачте. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

В тени веранды, на кирпичных плитах, которые поливались каждый час, дремал бой.

Войдя в канцелярию, где царил полумрак, составлявший разительный контраст с ослепительным светом снаружи, лейтенант поклонился своему начальнику.

— А, Морель! Здравствуйте! Что нового? — спросил окружной комиссар, поднимая голову и глядя поверх очков на своего подчиненного, испросившего у него разрешение переговорить по служебному делу.

— Чем вы огорчены, друг мой?

Морель, красивый и хорошо сложенный юноша, с карими глазами, матовым лицом и показывающим силу воли и энергию подбородком, слегка кашлянул, видимо, не зная, как начать.

— Вот в чем дело, господин капитан! — сказал он, наконец. — Как вы знаете, я состою офицером в роте вот уже три месяца. Служба моя не трудная и ротный командир относится ко мне очень хорошо, что мне весьма приятно. Но стоило ли покидать Европу и полк, чтобы заниматься здесь взводным ученьем, гарнизонной службой или наблюдать за фехтованием на штыках? Я приехал сюда, чтобы видеть страну, и хотел просить вас, не можете ли вы назначить меня в экспедицию, которая должна отправиться в Итури? Ловерс согласен уступить мне свое место. Я уже пять месяцев нахожусь в Африке и знаю хорошо службу, — решительно и настойчиво закончил Морель.

— Гм! — произнес начальник, слегка улыбнувшись. — Вы, конечно, старый африканец, об этом спору нет. Но известно ли вам, что Итури — это далеко не рай земной? О, далеко нет! К тому же вами здесь довольны. Какого же черта вы хотите идти подыхать с голоду в Большой лес. Не говоря уже о том, что Вандекен, начальник отряда, не всегда бывает покладистым человеком. Что же тогда заставляет вас проситься в экспедицию?

— Я все это знаю, господин капитан! И тем не менее, позволяю себе настаивать на моей просьбе.

— Хорошо, пусть будет так! Но есть еще одно обстоятельство. Насколько мне известно, вы единственный сын, и, как я знаю, ваша мать вдова, была в большом горе, отпуская вас сюда. Генерал-губернатор, посылая ваши бумаги, присоединил к ним для сведения письмо, в котором эта добрейшая женщина высказывает свое беспокойство относительно вас и умоляет не посылать вас слишком далеко. Поразмыслите же еще немного. Подумайте о вашей матери!

Море ль густо покраснел.

— Если бы нужно было сменить кого-нибудь и была бы ваша очередь, — продолжал комиссар, — я, конечно, не возражал бы. Служба прежде всего. Никаких исключений не должно быть. Но здесь дело совсем другое. Итак, скажите, продолжаете ли вы при таких условиях настаивать на вашей просьбе?

Лейтенант на минуту задумался.

— Я не имел понятия об этом письме! — сказал он, наконец. — Вы знаете, господин капитан, каковы женщины. Но я уверен, что моя мать стала бы упрекать себя, если бы из-за нее я пропустил такой случай. Не говоря уже о возможности повышения по службе. Разрешите мне отправиться, господин капитан, убедительно прошу вас! Мне уже надоела эта однообразная жизнь. Я жажду приключений!

Окружной комиссар едва заметно нахмурил брови.

— Можете рассчитывать на меня, лейтенант! — сказал он, слегка наклонив голову. — Я сделаю соответствующее распоряжение.

На узкой прогалине, образовавшейся от расчистки леса, о чем свидетельствовали разбросанные там и сям банановые деревья, при тусклом свете раннего утра, проникавшем сквозь густую листву тянувшихся на бесконечное пространство деревьев, три роты туземных солдат выстроились по данному сигналу.