Артур Гайе - Сафари

— Да, бана, я мьема. Но разве ты не белый? — спросил он.

Врач усмехнулся.

— Конечно, я белый. Но я хорошо изучил твой народ и твою родину. Я люблю их. Ну, расскажи мне, кто ты, и поверь, что я твой друг.

Дикарь посмотрел на него испытующе. У белого человека были какие-то необыкновенные глаза, добрые и теплые как вечернее солнце. Сначала запинаясь, но затем все более уверенно, заново переживая свои приключения, рассказал Хатако о своем бегстве с родины, о своем бана, погибшем под ногами носорога, о Бугване, пронзенном клыками слона, он рассказал о данной на могиле Бугвана кровавой клятве, сила которой привела его теперь сюда, к плененным братьям.

Врач молча слушал. Глаза его блестели, когда он встал и с глубоким вздохом провел рукой по лбу. Он обернулся к офицеру и в нескольких словах передал ему рассказ Хатако.

— Африканская песнь Нибелунгов, — закончил он.

Офицер крутил усы.

— Да, жалко парня. Знаете что, доктор, спросите-ка его, захочет ли он стать аскари?

Врач обратился к Хатако.

— Этот бана — вождь аскари, он должен отвести тебя в Моши. Там тебя наказали бы, потому что ты убил слона, а это не разрешается в немецких владениях. Но бана видит, что у тебя сильное тело и храброе сердце, и он хотел бы, чтобы ты стал аскари. Теперь выбирай: принудительная работа с цепью на шее в течение многих месяцев, или служба аскари!

Хатако слушал молча. Лоб его избороздили глубокие складки.

— Аскари? — бормотал он. Я охотился на львов и на слонов…

Затем он вскинул голову и проговорил глубоким, спокойным голосом:

— Хорошо. Теперь я начну охотиться на людей!

Вот уже закатилось африканское солнце. Ледяной шлем, венчающий на высоте шести тысяч метров вершину Килиманджаро, вспыхнул пурпуром, засверкал, как объятое пламенем светило, и начал медленно угасать, превращаясь в сизое серебро. В надвигающейся вечерней прохладе с глетчеров, болот, из ледяных ущелий и пропастей вставал серый туман. Дрожа и кружась, поднимались нежные видения, реяли как одеяния фей, как покрывала и знамена над пустынными горами, разрастаясь в гигантов, в чудовищ, сгущались, превращались в волнующиеся мятежные облака. Последние отзвуки жизни — звонко падающие с утесов капли и журчащие между скал водяные струи умолкли, обратились в серебряные жилы, в мерцающие кристаллы, словно кружевной тканью прикрывающие каменную груду утесов. Свет угас, небо и земля потонули в сером море тумана.

Глубоко-глубоко внизу по девственным лесам пронесся порыв ветра. Они глухо застонали, как полчища мрачных чудовищ. Этот звук как бы издалека вознесся к вершинам и снова замер в бесконечной тишине.

Раздался резкий треск. Звук шагов нарушил мертвую тишину. Прозвенел удар железа о камень, под чьей-то ногой раздался плеск воды. Человек наклонился, ощупывая ледяные осколки, покрывавшие землю. Он шагнул через зеркальную поверхность льда, подбитые гвоздями подошвы нашли ступеньку в скале, нога оперлась, и путник поднялся на высокий уступ.

Наверху он остановился в тумане, глубоко вздохнул, охватил руками плечи и попытался проникнуть взором через озаренные последними лучами облака. На нем было плотно прилегающее желтовато-коричневое платье, за плечами виднелся ствол ружья, на заостренном головном уборе летел большой серебряный орел. Это был Хатако, аскари.

Он долго и осторожно оглядывался, затем безнадежно покачал головой и его глаза устремились на сияющий купол. В них вспыхнул огонь гнева. Он сжал губы и враждебно уставился на ледяные поля, которые высоко над ним громоздились до самого неба. Внезапно он поднял сжатый кулак.

— Глаза старого Бугвана всегда смотрели в вашу сторону. Сердце всегда влекло к вам, духи горы! Но он так и не посмел подняться сюда. А я не боюсь вашего холодного дыхания, я вновь и вновь прихожу сюда! И когда-нибудь я проникну в вашу страну!

Громко, вызывающе крикнул он эти слова в мрак ночи. Безмолвные, холодные лежали ледники. Ветер утих. Поднимался туман. Сияние погасло. Самые высокие вершины еще сверкали над морем тумана, как тонущие острова, но затем и их поглотила тьма. Осторожно ощупывая ногами почву, Хатако пустился в обратный путь. Он не придерживался определенного направления. Ему достаточно было сознания, что он идет под гору. Он подвигался очень медленно. Болота, ледяной покров которых был слишком тонок, чтобы его выдержать, беспорядочно разбросанные обломки скал, крутые обрывы и зияющие пропасти, из которых, как из кипящих котлов, вставали плотные клубы тумана, — эти препятствия то и дело вставали на его пути.

Время от времени он останавливался, старался дыханием согреть окоченевшие руки, брал понюшку табаку. Он с тоской смотрел вокруг, ожидая, что вот-вот зажгутся звезды, при свете которых исчезнет туман; затем он прислушивался к шуму горного ручья, который помог бы ему определить, где он находится. Но вокруг все было безмолвно. Только серые клубы без конца поднимались из расселин горы и колыхались в пустынном просторе.

Затем он скатился по гладкой стене. Мороз безжалостно щипал его руки, пальцы совершенно одеревенели. Ему едва удавалось держаться за утес. Наконец ноги его коснулись поросшей травой земли.

— Ло! — вырвался у него вздох облегчения, и он быстро зашагал по пологому скату. Вокруг выплывали скалы и каменные башни, мелькали и вновь погружались в туман. Прямо перед ним вырос огромный каменный массив. Он прошел дальше и обогнул его. Сбоку открылась узкая пропасть, перед которой он внезапно остановился. Он вытянул шею, поднес руку к уху и всмотрелся в клубившееся в темной пропасти облако тумана. Порыв ветра взметнул вверх клочья тумана, и Хатако убедился, что не ошибся: здесь, в этой пустынной расселине, под самым ледяным сводом духов, в тысячах метрах над самыми высокими поселениями людей высоко над девственными лесами горел огонь и перед пламенем двигались, как тени, расплывчатые фигуры…

В его широко раскрытых глазах вспыхнул суеверный ужас.

Он повернул голову и пугливо огляделся вокруг. На него наводили ужас дикие очертания скал, наполненная туманом пустыня, ледяное молчание, окружавшее его. Ужас заставлял дрожать его тело. Хатако готов был броситься на землю или без памяти бежать во мрак ночи.

Но вот из ущелья донесся человеческий голос, и Хатако сразу стряхнул с себя наваждение. Он прижался к скале и неслышно, на цыпочках, стал осторожно пробираться вперед. Он снова услышал голос, грубый и хриплый.

Хатако вздрогнул. Он вытянулся вперед, глаза его расширились, рот открылся от безграничного удивления, но он не видел говорившего, так как его перекрывал другой человек. Он был высок и строен, на его плечи была накинута шкура леопарда, а над головой, подобно темному облаку, качалась корона из черных страусовых перьев. Он поднял руку, сверкнуло острие копья и с угрозой коснулось груди его собеседника.