Ярослав Даркшевич - Росные тропы

Наконец Карл слетает с крыши и садится на плечо хозяина. Повертев головой, слегка подскакивает, заглядывает на руки своего приятеля: нет ли там чего-нибудь вкусного? Красивая, ладная птица. Многие, конечно, видели ворон, так что описывать их незачем. Напомню только о расцветке перьев. Голова, галстук на шее, крылья и хвост у Карла бархатно-черные. Все остальное серого цвета. Держится ворон прямо, не горбится, как сова, не суетится, как сорока. Вороненка принесли сюда бесхвостым, взъерошенным, крепко пощипанным собаками. А теперь эта аккуратная, бодрая птица медленно и важно берет из рук своего друга кусочки хлеба. Но вдруг скоком-скоком отходит с садовой дорожки. С громким криком, оставив свой любимый прудок в углу сада, к человеку спешат кряковые утки — серенькая самочка и яркий селезень. Черные и зеленые, светлые и бурые перья переливаются на нем многими оттенками, заставляют вспоминать о сказочной жар-птице. Вслед за кряквой заволновалась сова, заморгала стекляшками глаз, дружно заговорили, запели, закричали другие пернатые обитатели сада.

— Карр — скандал! — крикнул из-под куста ворон.

— Вылезай, Карлуша, не бойся, — зовет своего любимца Барыкин, сыпнув уткам в сторону горстку пшеницы.

— Карр-карр — я Карл! — радостно кричит ворон и снова взлетает на плечо человека.

Белку Дымку мне показывал отец М. Н. Барыкина — Никита Андреевич. «Рыжая метелица» — так назвал шуструю грызунью кто-то из посетителей — его любимца. Сравнение удачное: она так стремительно летает по вольеру, что в глазах рябит. Но только протянул человек руку — белка моментально остановилась, прыгнула на сетку я, покачивая головкой, стала разглядывать угощение. Потом осторожно взяла в рот кусочек очищенного грецкого ореха, схватила его передними лапками и застрекотала зубами.

Я попросил попечителя выпустить белку погулять, но получил категорический отказ. Дымка, прожившая в домашнем зоопарке больше шести лет, стала почему-то непослушной. Раньше Никита Андреевич не опасался — каждый день настежь распахивал дверцу вольеры. Дымка немедленно выбегала в сад, обследовала дорожки, лазала по яблоням, долго оставалась на старой ели.

Иной раз выберется на улицу и по деревьям уходит в соседний квартал. Оттуда прибегают ребятишки или приходят степенные пенсионеры, подсказывают попечителю, где гуляет Дымка. Он направляется к соседям, поглядывая на всякий случай на тополя и клены, а увидев свою любимицу, зовет ее по имени и поворачивает обратно. Домой они возвращаются вдвоем, если не считать мальчишек да любопытных прохожих: человек — по тротуару, белка — по верхушкам деревьев, густо затенивших улицу.

Однако на днях Дымка не вернулась с прогулки, хотя искали ее очень тщательно. А на другое утро как ни в чем не бывало явилась в вольеру. Подумали-погадали: отчего бы такой случай? И вдруг белка сама отвечает на вопрос. Сидит на суку, держит в лапках пучок птичьих перьев, зубами сдирает пух. Наберет крохотную охапку — унесет в гнездо. Оказывается, забыли Дымке положить материал для гнезда, а дело было осенью.

Насчет съестных припасов заботливее белок, наверно, никого нет в зверином мире. Кажется, за шесть лет Дымка могла бы привыкнуть к беспечности — кормят ее каждый день. Нет, каждый раз часть еды она откладывает на черный день. Как-то вернулись Никита Андреевич с Алешей из леса, принесли корзину грибов. Поставили ее на крыльцо и ушли в дом. А белка гуляла в саду. После обеда решили заняться сортировкой, да корзину кто-то уже ополовинил. Пришлось вторично разыскивать грибы, собирать их с яблонь, снимать с забора, доставать из-за оконного наличника, куда Дымка упрятала свои запасные обеды.

Мы долго стояли с Никитой Андреевичем у вольеры. Машинально следили за молниеносными прыжками Дымки. Любовались ее звериной грацией. Казалось, что в вольере разгорается рыжий огонек, возле которого можно отдохнуть и обогреться.

На скалистом берегу, затененном высокими елями, сидит под буреломным выворотком серая худая кошка. Правда, для домашней мурки она великовата и черные кисточки на ушах говорят, что это все-таки зверь. Не взрослый-матерый, а рысенок, родившийся нынешней весной. Он потерял мать, отправился искать ее и не заметил, как вышел к реке.

На ней пусто и гулко от бурлящего движения воды, стиснутой каменными берегами. Рысенок протяжно заурчал, но никто не откликнулся на зов, который растворился в хаосе журчаний и всплесков. Зверь встал, потоптался на мягком суглинке и шагнул к воде. Осторожно понюхал прибитую к берегу пену, прыгнул в темный поток и усиленно заработал лапами.

Зверь поплыл вниз по течению и увидел впереди плот. Его развернуло наискось и сосновые бревна цепко перегородили русло. Рысенок судорожно захлопал лапами по воде, намереваясь повернуть к берегу, но было уже поздно. Поток затянул его в водоворот, закружил, оглушил перекатом, ударил о толстый меднокорый ствол.

Лесорубы подобрали полуживого зверя, крепко связали ему пасть, передние и задние лапы, привезли в село. Так он и жил, лежа в сарае, до осени. Мальчишки таскали ему голубей на еду, тыкали, забавляясь, палками в оскаленную пасть, потешались над беспомощностью животного. От бесконечного ползанья на сырой земле на боках у рысенка образовались грязные полосы. Когда-то блестящая светлая шерсть свалялась и потемнела.

В таком плачевном виде зверь был куплен М. Н. Барыкиным за пятьдесят рублей. Первые дни Люська — так назвали найденыша — никак не хотела вставать: видимо, у нее ослабли лапы. Потом поднялась на передние и часами находилась в таком полулежачем, полусидячем положении.

Когда к ее клетке подходил Михаил Никитович — злобно скалилась, порывалась броситься на человека. Но он был терпелив. Готовил Люське специальную лечебную пищу, ласково разговаривал с ней, осторожно чистил клетку.

Не зря говорят: терпенье и труд все перетрут. Однажды Люська, вставшая уже на все четыре лапы, подошла к сетке, потерлась об нее, словно заправская мурка, и, кажется, даже мурлыкнула. Попечитель домашнего зоопарка понял, что зверь доверяет ему, и смело вошел в клетку.

И вот я с удивлением смотрю на М. Н. Барыкина, который протягивает злобной лесной кошке кусочек мяса. Та вертит большими желтыми глазищами, вытягивается, аккуратно берет из рук подачку острыми, как бритва, зубами. Отскакивает от хозяина и спокойно начинает есть. Когда он закрыл за собой дверь — рысь встала и долго глядела, как я рисую торопливыми словами ее внешность в записной книжке.

Лесная кошка щеголяет в светло-бурой шубке с крапинками цвета ржавчины. Тело у нее короткое, плотное, ноги длинные с широкими мохнатыми лапами. С такими ногами она легко, как на лыжах, бродит по заснеженной тайге. Быстро догоняет зайцев, хватает зазевавшихся тетеревов, а при случае в очень глубоких сугробах и на лося может напасть.