Юрий Куранов - Избранное

Русские избы — это удивительное и единственное в своем роде создание человеческого гения, удобные и пригодливые в любую эпоху и на любой случай жизни. С ее порога уходил русский мужик на врага с рогатиной, со штуцером, с винтовкой и с автоматом. К ней возвращался он, безногий и безрукий, и тут плакала, обнимая его, то изувеченного да обобранного, то изукрашенного орденами да медалями по широкой груди, верная русская баба, которая глаза проглядела за лесами, руки измотала за делами, ноги исходила за печалями в ожидании своего мужика. Ее, избу, украшали, шили как невесту, ее расцвечивали да прибирали на праздники, ее подпирали бревнами да кольями в лихую годину. Не просто дом, а изба. И именно «от избы и до избы зашагали торопливые столбы» в свое золотое время.

И теперь, когда наша деревня становится другой, когда наступает новая пора ее молодости и когда у некоторых буйных головушек заходятся мысли отмахнуться от этого деревянного чуда и заменить его бетонным типовым жильем, где надо и где не надо, становится грустно. Нет необходимости все грести под одну гребенку, сметать все в одну кучу.

Русская изба со всеми удобствами, красотами, незаменимыми для жизни целебными уютами еще не один год или век послужит сельскому человеку, только строить ее нужно с основательностью, не бояться пофантазировать над ней, не страшиться как новшества, так и возврата к тому, что из ее удобств и праздничности к нашим дням уже утеряно. Не сторонятся же японцы, далеко своею техникой шагнувшие в двадцатое столетие, сохранять старую традиционную обстановку своих жилищ, приспосабливая их быт к новым условиям. И наша изба — создание не менее удобное, прекрасное, чем жилище японца, таитянина, скандинава, — еще не сказала своего последнего слова. Да и помимо всего прочего изба есть и будет одним из формирующих факторов поддержания, создания и совершенствования нашего национального характера. Лишить русского человека избы — все равно что надеть на него шотландскую юбку, хитон или сафари. Тем более что на Костромщине, Новгородчине и в других лесных областях мы видим, как охотно и с каким умением русский человек ставит себе новые красивые именно избы целыми деревнями.

А как изба вошла в быт и в жизнь, в фантазию художника! Не избы, а целые терема Рябушкина, где из заснеженных крыш вырастает белый шатер с золотыми куполами или изба с деревянной звонницей дремлет у подножия белокаменного храма; праздничные улицы Кустодиева; повседневные уютные и родные уголки деревень и сел Жуковского и простенькие, похожие на короткие припевки пейзажи Валентина Серова с розвальнями, конюшнями, покосившимися заборами; нарядные, исполненные здоровья и света картины Грабаря и, наконец, полотна Архипова с их царствами мощных скопищ изб на берегах озер или рек. Им близки по духу и по видению работы Рождественского, Ромадина, пейзажи Стожарова.

Вообще надо сказать, что изба была и остается одной из важнейших составных частей русского пейзажа. Это и удивительного бревенчатого сияния картина Стожарова «Белая ночь. Важгород», и как бы рубленные из камня, но парящие улицы Юфы, которые своей тончайшей поэтичностью вливаются в поток пейзажей, где нежным виолончельным голосом поет «Розовая весна» Ромадина и звучит, как скрипка под девичьей рукой, «Северная весна» Зверькова, или подобные одинокому мужскому пению «Лед пошел» Сергея Герасимова и «Антоний Римлянин» Кончаловского. Кстати, посещение древних новгородских земель так благотворно и омолаживающе подействовало на творчество таких сложной судьбы живописцев, как Кончаловский и Сергей Герасимов, а влияние мотивов Изборска и Пскова, Острова можно подметить даже в гималайских и тибетских циклах Рериха. И весь русский пейзаж, явление в мировой живописи первостатейного значения, немыслим без деревни, без ее жителя и без его жилища. Изба, как полнокровный поэтический элемент, пришла в русское искусство, в его пейзаж в конце XIX — начале XX веков. И нет никаких слов, чтобы рассказать, как много дала она нашим художникам и дает по сей день мотивов, поводов, настроений для работы. Вот по этой, казалось бы, не такой уж злободневной причине сложившийся тысячелетиями уклад русской деревни, как старой, так и современной, являет собой уникальное духовное сокровище, которое должно быть сохранено. Это не означает, что мы ничего не имеем права менять. Уклад нашей деревенской жизни многообразен, подвижен и отзывчив на новые веяния. Нельзя, однако, вторгаться в него бесцеремонной рукой, насиловать, ломать и обесцвечивать то, что навсегда унесет со своею гибелью какие-то лучшие черты нашего национального характера. За примерами ходить далеко нечего. Сколько народных обычаев мы успели истребить, а теперь возрождаем, но уже ничего из этого не получается. Ведь еще совсем недавно какие изумительные мастера частушек цвели по всей нашей земле, сколько поэзии, юмора, краснословья ключом било из нашей деревни. Теперь в клубах часто пляшут враждебные нашему сердцу пустые механические беснования, которые чужеродным бессовестным сорняком забивают наши вкуси, пристрастия, интересы. Как знать, быть может, в том скорбном явлении, которое отмечено нежеланием молодежи оставаться порою на постоянное жительство в деревне, отсутствием интереса к растению, к животному, мы обязаны и тому истребительному равнодушию, с которым прошлись по поэтичнейшему и необычайно разумно скроенному житейскому укладу наших деревень. Если раньше девочки, босоногие братья наших жен выбегали за ворота либо за поскотину с краюшкой хлеба встречать корову или теленка как милейшего и полнокровного члена дома, если в Трошинцах ягненок Борька спал на полу с детишками под общим одеялом, то теперь никакими ухищрениями мы уже не в силах склонить молодую деревенскую чету держать корову, а то и поросенка.

Вон у нас в Глубоком на новой улице в Дубовой аллее молодые семьи заняли новые дома, да и не только молодые. А живут как на биваке, даже оградами свое жилье не оградили. Дома не украшены. В богатырской аллее, которой позавидует царскосельская, уныло. И лишь один человек со сноровкой, с умением и любовью обихаживает свое будущее жилье. Это Макаров с женой Людмилой Аркадьевной. Он строит дом второй год. Но строит крепко. Здесь и хорошая, крепкая, но сквозная — это важно — ограда. Здесь и гараж для будущей машины. Здесь уже высажены цветы и проложены дорожки. Дом поставлен в хорошей русской традиции, но по примеру прибалтийцев Макаров соорудил в гостиной камин. И одно другому не мешает. Но кое-кому из злоязычников он уже помешал. Нет бы порадоваться: вот хороший человек, честный труженик, умница и примерный семьянин поселяется здесь на века, показывает всем, как нужно строиться и устраиваться на постоянное жительство. Дом-то ведь он строит не личный, а совхозный. Да и почему бы просто не поучиться у знающего и умелого строителя? Не прослеживается ли в этом случае знакомая нам по многим и многим другим нашим весям страшная и в корне подрывающая наши жизненные устои традиция, вскормленная на презрительном отношении к народному, животворнейшему укладу бытования?