Юрий Куранов - Избранное

Она повернулась и пошла в село.

Дрова колоть к столовой Симка пришел только на следующий день. Повариха вынесла Клуне вчерашнего супа. Суп налит был в большую консервную банку. Повариха поставила банку на землю и подошла к Симке.

— Ты чего это, Серафим? — спросила она. — Не в себе, что ли?

— Да так я, тетя Катя, голова чего-то заболела.

— Ох и девка сорванец, — вздохнула повариха.

— Чего же сделаешь? — сказал Симка. — А кто она у вас такая?

— Так, никто. Живет одна. С мужиками дома строит да водку пьет. Сорванец она.

— А родители-то где же?

— Нигде нет. Отца на фронте убили. Мать, видно, с горя и померла тут же, а может, с голоду. Была она со старшим братом, а того, в армию потом взяли. Вот уже лет пять одна живет в доме. Тебе, Сима, деньги-то сегодня, что ли, уплатить?

— Да поработаю пока я, тетя Катя.

— Странная она девка, — сказала тетя Катя невесело. — Ты на нее не злись. Жизнь-то у нее несладкая была. А так чувствительная она, впечатлительная вроде. За Ветлугу все одна по ягоды ходит. Другой раз купается на реке, окликнет прохожего, а сама нырнет. Тот смотрит, смотрит, нет никого. Только пойдет, а она вынырнет и опять окликнет. И смеется. А сама, как телка, по воде носится.

Вечером Симка шел с работы. Дом, в котором он квартировался, стоял на краю села. И на полпути до этого дома плотники тесали бревна возле свежего сруба. Сруб стоял над обрывом. Внизу сквозь далекие сосняки длинно текла Ветлуга. Она уже слегка алела от позднего света солнца, и мелко стучала там среди лесов на реке моторная лодка. Плотники широко, сухо били в сытые, словно окаменелые бревна, и каждый удар гулко ухал внизу, над Ветлугой.

Среди плотников была и та вчерашняя девушка. Она, крепко расставив ноги над бревном, била в него по-мужски лихо и при каждом ударе ухмылялась, будто что-то приговаривала. Топор в руках ее блестел, и со стороны казалось, что она бьет в бревно не лезвием, а длинной выгнутой полосой сверкающего воздуха. Она не видела Симку. Симка прошел мимо и оглянулся. Девушка всадила топор в бревно, разогнулась и стала смотреть далеко под угор, в леса, за Ветлугу. Глаза у нее были темные, как бы издали подсвеченные ранними сумерками, когда солнце уже село, а отсвет его еще чувствуется. Так она и стояла. Клуня посмотрела на нее, замедлила бег и обошла плотников стороной.

Прошло дня три. На работе Симка задержался и шел домой поздно. Воздух, теплый, спокойный, уже забирал избы и огороды в редкие сумерки, а из лесов, из-за Ветлуги, сладко тянуло запахом елового мшаника. Клуня не то отстала где-то, не то забежала вперед, и Симка все оглядывался. Он шел как раз мимо сруба. За эти дни сруб подрос. Он был большой, многоквартирный и уже опустевший от дневного шума. Симка постоял, подождал, негромко свистнул и окликнул:

— Клуня! Клуня! Где ты?

Внутри сруба зашелестели стружки под быстрыми шагами, и в окне появилась девушка в том же синем платье и с гребенкой в зубах. Она вскочила на окошко, вынула изо рта гребенку и спросила:

— Чего тебе?

— Ничего, — ответил Симка и растерялся.

— Иль заблудился? — улыбнулась девушка, ловко скрутила волосы в толстый жгут и свернула жгут на затылке черным поблескивающим узлом.

— Я не тебя, — сказал Симка. — А чего ты тут делаешь одна?

— Ничего. Соснула было. Тихо, хорошо, стружками да полем пахнет.

— Я собаку звал, — сказал Симка.

— Я знаю, — улыбнулась девушка. — Пошли за рыжиками. Чего без толку-то ходишь?

— Мне Клуню надо найти.

— Я и есть Клуня, — улыбнулась девушка. — Чего тебе еще искать?

— Какая же ты Клуня, — усмехнулся Симка. — Никто тебя так и не зовет.

— Или узнал, что не зовут меня так?

— Узнал.

— Звать не зовут. А не Клуня ли я? Одна на свете, как клуня во поле. Пошли. Или уж мне все одной за рыжиками ходить?

— Чего же ты одна ходишь? Замуж бы выходила…

— Кто же на мне женится? Я с плотниками вино пью. Парням не нравится, боятся они такую. А мужикам-то чего же со мной по грибы ходить.

— Пошли, — сказал Симка. — Только ночь скоро.

— Что ночь, у нас не семеро по лавкам, — сказала грустно девушка. — Выходной завтра. А ночь за костром поторопеем, а там и пошли по солнцу по грибы.

Девушка вернулась в сруб. Оттуда вышла с тапочками, она несла тапочки в руках. И они вдвоем направились на Ветлугу. Они шли в теплых летних сумерках, которые снижаются, как снегопад, и в которых все дальние, все ближние кусты и сараи становятся похожими на странные подвижные предметы. Девушка немного отстала и шла позади, словно Симка сам вел ее.

Уже далеко за селом, когда проселок заковылял по болотистому низкому ельнику и туда и сюда стали отворачивать в чаще робкие мшистые росстани, девушка спросила:

— Ну, знаешь, как меня зовут-то?.

— Нет, — отозвался Симка.

— Мария меня зовут.

Рыжики — это маленькие восковато-красные грибы, которые и ногой не раздавишь, если наступишь на них среди мха. Рыжики любят забытые пригорные проселки среди ельника молодого, открытого, тихого. Они твердо сидят в заросшей колее тесными кучками, и к утру в их вогнутых шляпках неподвижно поблескивают крупные чистые капли росы. Рыжики рассыпаются по теплому ровному склону и сидят у самой земли, как маленькие красные человечки, которые задумали было куда-то идти, да не то заробели от лесного далекого шороха, не то осторожно вздремнули в тиши.

Дети собирают рыжики шапками. Грибы эти солят в больших стеклянных банках и ставят в тихие холодные чуланы. Нет ничего отраднее черпать потом посиневшие обмягчавшие рыжики деревянной ложкой из сметаны и долго перекатывать их во рту, словно упругие скользкие ледышки.

Утром Клуня выбежала к Ветлуге в открытый мелкий ельник и еще издали увидела Симку и Марию. Они ходили между елками и собирали грибы. Клуня долго стояла в кустах. Потом осторожно тявкнула. Но Симка не расслышал. Она тявкнула еще раз, уже тише. Потом она долго сидела на теплой мелкой траве и к вечеру вернулась вместе с ними к дому Марии, но шла далеко стороной, так, что ее не заметили.

Тем же вечером Симка и Мария условились во вторник идти на лесоповальный участок, там получить квартиру, а дом в селе тогда уж продать.

В понедельник каждый из них получил расчет, и весь день прошел в хлопотах. Под вечер Симка принялся плести из бересты в дорогу кузов, а Мария пошла в магазин за чаем да сахаром.

Кузов Симка смастерил и сел у окна. Марии не было. Симка вышел на крыльцо. Вечерело. Симка посидел-посидел и направился в село. Возле сруба он услышал говор. Он подошел ближе и увидел, что в траве среди бревен сидят плотники. Один резал ножом длинную буханку, а другой положил на бревно консервную банку и одним ударом топора пополам разрубил ее. Третий что-то расставлял на земле между бревен перед собой. Среди них сидела Мария. Третий поднял с земли стакан и сказал: