Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища

Вскоре Струнникова положили на носилки. А когда клали, он сказал, обращаясь к начальнику геологов, медленно произнося слова:

— Мешок… Мешок мой. Там золото. За мной кто-то охотился. Да помешали, видно.

К обыкновенным носилкам с боков были приделаны еще длинные жерди. Затем носилки были прикреплены к седлам двух лошадей, и люди молча тронулись к Большому стойбищу: сначала по просеке вниз, потом берегом угрюмой реки, где была проложена торная, местами болотистая тропа.

Печальную процессию замыкал Юванко со своей корзиной. Ягоды примялись, осели, запорошились сухими хвоинками, мусором, но мальчишка не обращал на это внимания. Он следил за носилками, покачивающимися между двух лошадей.

В старинном стойбище с большими мрачными домами с маленькими подслеповатыми окнами процессия остановилась у новенького двухэтажного светлого здания, в широких стеклах которого, казалось, купались облака. Здесь Струнникова сняли с жердей и унесли через высокое деревянное крыльцо в помещение.

У крыльца собралось много народа. Люди негромко переговаривались, охали, ахали, всплескивали руками:

— Что же это такое?

— Неужели кто из наших поднял руку на геолога?

— Не дело ли это Потапки Мякишева?

Потом прошел говор: дескать, нужна для переливания раненому кровь. Охотников тут же нашлось немало и среди геологов, и среди местных жителей. Обогнав белокурую девушку, Юванко первый ворвался в кабинет врача:

— Возьмите мою кровь. Моя хорошая кровь, молодая. Комары шибко любят, пьют, накомарник плохо помогает.

— Ты еще молод, мальчик, — сказала врач. — Иди домой. Мы тут без тебя обойдемся, — и указала на дверь.

Юванко постоял в нерешительности, помялся, увидел, что из корзинки у него течет малиновый сок, алый, как кровь, и у него опять потекли слезы. Поставив корзинку возле стола, он сказал:

— Возьмите, тетя. Кушайте ягоды. Шибко лечите дяденьку.

— Ладно, шибко станем лечить, — сказала врач, погладив паренька по голове. — Иди, не беспокойся… А корзинку возьми.

И мальчишка оказался за дверью.

После этого его частенько видели сидящим на ступеньках больничного крыльца. Иногда он сидел тут рядом с девушкой-геологом. Подружился с ней и стал приходить в палаточный городок. Интересовался, как поправляется дяденька Артем.

А тем временем в стойбище приехали милиционер и очкастый следователь в форменной фуражке и пальто со светлыми пуговицами. На ноги были подняты геологи. Они вместе с прибывшими надолго уходили в тайгу, в горы. Однажды вернулись и принесли с собой винтовочный обрез времен гражданской войны. Обрез был в полной исправности, не ржавый, налет порохового дыма в стволе оказался совершенно свежим.

После этого следователь начал вызывать к себе на квартиру всех стариков стойбища. Выпытывал, кто тут раньше выступал против Советской власти, кто верховодил в стойбище во время колчаковщины. Таких в живых никого уже не осталось. Одни ушли с белыми, другие лежат на кладбище.

Был тут отъявленный бандит, контрреволюционер Филарет Мякишев. До переворота в октябре 1917 года Мякишев скупал у охотников северных стойбищ пушнину. Выменивал ее на соль, на муку, на спирт, на огнеприпасы. Во времена Колчака этот барышник снова появился в Большом стойбище и зажил по-старому, как при царском режиме. А бедняков, которые шли за большевиками, за Лениным, он выдавал белогвардейцам, некоторых убивал сам из обреза через окно или из-за угла. Свое оружие носил под шубой или под брезентовым дождевиком. Когда вернулись красные, Филарет скрывался в тайге, потом его поймали, подстерегли возле дома ночью, судили здесь же, в стойбище, и приговорили к расстрелу.

Из родственников барышника Мякишева в Большом стойбище сейчас живет только его внук Потап. Охотник. Рыбак. Говорят, будто бы этот филаретовский отпрыск промышляет и золотишком. Где добывает золото, никому не известно.

И вот за этого Потапа Мякишева, угрюмого, с колючими глазами, ухватился следователь. Вызвал его к себе и стал допрашивать. Мол, где был в последних числах августа.

— В тайге, — отвечает тот.

— Где, в каком месте? Что делал?

— На Каменной Илюйке. Рыбу ловил, тайменей.

— Так, так. Ну, а на просеку зачем ходил? Что там делал?

— Не был я на просеке. На реке был. Рыбачил.

Работнику прокуратуры казалось, что Мякишев запирается. И он начал его вызывать к себе каждый день, пытаясь как-то довести следствие до конца.

Весть о допросах Мякишева разнеслась по всей здешней округе.

— Так вот кто охотился за геологом Струнниковым! — сразу решили в стойбище. — Ну, это ему даром не пройдет!

Потапа в стойбище недолюбливали. Человек вечно чем-то недовольный. Язвительный. На артельные собрания не ходит. Всегда старается быть в стороне от людей. Артель рыбачит общим неводом, общими сетями, а Мякишев все на особицу, все один, будто воровски добывает хлеб. А ведь числится в колхозе. Лосиное мясо тоже не сдает в кооперацию, утаивает, кормит своих собак. А они у него как звери.

Ну, и пошла, покатилась молва о нем, нарастая, как снежный ком. Ясно, Мякишев покушался на геолога, добравшегося наконец до его золота. Теперь Мякишеву несдобровать. Не расстреляют, так посадят лет на десять в тюрьму.

Услышал про такие разговоры и Юванко. Услышал и в лице переменился. Побежал к очкастому человеку и говорит, запыхавшись, еле переводя дыхание:

— Дядя, не отдавайте под суд Мякишева. Он не виноват.

«Это еще что?» — подумал следователь. Снял очки и начал их протирать.

— Что ты сказал, парень?

— Меня судите. Обрез мой. Обрез стрелял дяденьку с мешком.

— Зачем ты это сделал? Где взял обрез?

— Эту штуку, ружье, нашел у Глубокого ключа. Там, в тайге, землянка старая-старая. Под нарами нашел. Чистил, на охоту ходил. Глухарь стрелял, заяц стрелял. А обрез в лесу прятал, боялся — отберут.

— А почему ты в геолога стрелял?

— Не я стрелял. Ружье стреляло. Там, на просеке, сохатый гулял. Большой. Рога будто самолет. Вот я и настроил обрез, нитку протянул. Пойдет сохатый, потащит нитку, курок спустит. Сохатый не пошел, пошел дяденька с мешком.

— А ты это не выдумал? Кто тебя подослал ко мне?

— Никто не посылал. Пошто выдумывать? Сохатого хотел добывать. Мяса много.

— А ты что, голоден?

— Не голоден. Охотником хочу стать. Заготовитель в кооперации говорил колхозникам, дескать, геологи мясо просят, добывать надо. Глухарь маленький, заяц маленький, сохатый большой.

— Ну, брат, таких охотников на пушечный выстрел нельзя допускать до леса, — сказал следователь, закрывая папку со своими делами. — Кто тебя научил настораживать на лесных тропах ружье?

— Мякишев так делает. Я видел.