Анатолий Онегов - За крокодилами Севера

Этот кто-то уходит от меня немного назад и влево, будто не спеша скатывается в глубину. Пытаюсь выбрать шнур — не тут-то было. Кто-то, схвативший мою блесну, тянет и тянет меня за собой. Я поддаюсь — тут-то и начинается знаменитое, на мало кому когда-нибудь доставшееся, «катание» по озеру следом за щукой-громадиной.

Это «катание» продолжается долго. Глубина никак не отдает мне мою снасть, но не требует лишнего и себе: будто мы договорились, какое расстояние должно быть между нами.

Чем и когда все это закончится? А если «чертушка» с глубины двинет в берег и уйдет в коряжник, в завалы? Нет, пока этот «черт» все еще на глубине и подниматься наверх никак не хочет… Я испытываю только одно неудобство: мой «партнер» тащит меня за собой спиной вперед — я ведь сижу в корме лодчонки…

Рассчитываю только на то, что щука должны в конце концов устать, сдать, потерять силы и все-таки подняться с глубины… Кажется, еще немного, и мне тогда придется подумать о том, как принять это страшилище в свою тщедушную посудинку…

И тут что-то разом происходит в глубине: шнур вдруг ослаб, я вытягиваю его в лодку. Ко мне возвращается блесна, но у тройника блесны обломан один крючок — снасть все-таки не выдержала. Скорей всего тройник впился одним крючком в челюсть щуки, где и был дальше благополучно сломан.

Случалось и до этого: щуки ломали тройники у моих блесен. Одна такая щука позарилась на магазинную блесну, тяжелую ложку, долго не соглашалась подняться со дна, а затем сломала один крючок тройника и была такова… Случилось это на реке Неруссе, что в Брянской области.

Дальше я оснащал свои блесны только самодельными тройниками, подбирая для этого самые хорошие крючки. Именно такой тройник и был у блесны, которая все-таки вызвала к себе главного хозяина Долгого озера. Но и моя безупречная снасть меня в конце концов все-таки подвела…

Эту встречу с хозяином Долгого озера, когда был сокрушен мой фирменный тройник, я не раз вспоминал позже уже на берегу своего Пелусозера, в Карелии. Здесь, в деревне жил тогда заготовитель смолы-живицы Василий Климов, очень старательный и по большей части удачливый рыбак. Живицу он заготавливал в то время на берегу дальнего таежного озера. Озеро было долгим и глубоким, как мое Долгое озеро, и больше напоминало собой реку, чем непроточный водоем.

В том озере, озере Василия Климова, тоже водились замечательные щуки, которые крушили всякий раз его снасть. И после каждого такого крушения Василий приходил ко мне и просил: мол, дай мне самую крепкую леску или самый крепкий тройник…Самую крепкую леску я ему в конце концов подобрал, и теперь щуки, досаждавшие моему знакомому, крушили только его тройники. Не выдержал этих разбойников и мой самодельный, фирменный тройник, точно такой же, какой сокрушил однажды «чертушка» на моем Долгом озере, и мне пришлось разыскивать для Василия особо прочные крючки. Но и такой, особо прочный тройник его щука все равно сломала — совсем расстроившийся рыбак принес мне поверженный тройник, потерявший один из крючков и попросил еще что-нибудь более прочное.

Свою самую большую щуку Василий Климов так и не поймал — вскоре он расстался со своим озеро и ушел в мир иной А там на его озеро, оставшееся без хозяина, прознали дорогу какие-то рыбаки-бандюги, и после разора, который устроили эти нелюди, мне уже никак не хотелось идти туда и продолжить поиски той самой большой щуки, которую так и не поймал мой друг-товарищ.

Но другое озеро-озерко, небольшая таежная ламбушка, в конце концов и тут в Карелии, спустя много лет после моего промысла-жизни в Каргопольской тайге, подарила мне встречу с еще одной замечательной рыбиной…

Щука позарилась на мой большой белый шторлинг, схватила его, замерла на глубине, а затем все-таки потревоженная мной, какое-то время таскала и таскала за собой нашу лодочку-плоскодонку. Мы с сыном сидели в лодке и гадали, когда эта рыбина успокоится и наконец сдастся… И такой момент наступил: щука всплыла, оказалась у самого борта нашей лодочки и по инерции сама вошла головой в мой большой подсачек. Щуку мы, как и положено, с почестями приняли в лодку, а вот у подсачка пришлось затем менять сетку — рыба успела прежнюю сетку порезать зубами.

Эту щуку тоже не удалось сразу взвесить на нашем шестикилограммовом пружинном динамометре — взвешивали ее по частям уже после того, как удалили внутренности и частично разделали. Как помнится, эта щука оказалась весом за двенадцать килограммов, но мой старший сын, участник описанных событий, до сих пор утверждает, что вес рыбины был не двенадцать, а все шестнадцать килограммов и что я тут вроде бы ошибаюсь… Не знаю, может быть, мой сын и прав, может быть у него более точная память…

Других таких же замечательных щук с тех пор я пока нигде не встречал. Но не думаю, что их больше нет в природе — просто в последнее время я не так часто бываю на таких водоемах, где еще не похозяйничали лихие рыбачки, для которых рыба прежде всего добыча, продукт и которых в их стремлении добыть сразу и много не остановят никакие «Крокодилы Севера».

Первый раз я увидел это озеро в самой середине июня. До начала астрономического лета, до 22 июня, дня летнего солнцестояния, когда выпадает нам самая короткая ночь в году, оставалась еще ровно неделя, но первые цветы нашей дикорастущей розы-шиповника уже загорелись по открытым местам, рассказывая всем, что на самом деле лето уже пришло, наступило. И действительно, уже несколько дней подряд над нашим северным краем с утра пораньше поднималось щедрое на долгожданное тепло солнце и навстречу ему все вокруг отвечало терпкой от цветущих трав густой испариной…

Это было то самое время, когда вот-вот должен был объявиться, как его называли тут, паровой окунь, который до этого скрывался где-то на глубине и никак вроде бы не заявлял о себе.

В первый же свой день на озере я пристроился с удочкой на мостках, с которых брали воду, и тут же обнаружил этого самого, парового окуня, видимо, только что поднявшегося из своих глубин к теплу, к свету. Окунь брал на червя азартно — правда, это были не очень большие рыбы: эдак граммов на сто — сто пятьдесят, — но их было столько, что очень скоро мой садок потребовалось срочно освобождать от пойманной рыбы.

На следующий день после встречи с паровым окунем у деревенских мостков я уже с лодки обследовал приглянувшиеся мне мысы островов, а там и присмотрелся к ближним от деревни лудам. И здесь, у каменистых возвышений дна, среди начавших подниматься к свету будущих рдестов, я мог доставать и доставать из воды окуней одного за другим. И, как вчера у мостков, это были точно такие же, не слишком великие рыбки. За окунем же покрупней, как мне пояснили местные рыбаки, следовало отправляться уже по вечеру к тем же самым лудам, какие сегодня я отыскал — вот там-то после захода солнца и обявляются главные хозяева озера, окуни-старожилы, которые могут порой и сокрушить твою не слишком прочную снасть.