Анатолий Онегов - За крокодилами Севера

Рыбу я ловлю не очень часто — только тогда, когда мои домашние требуют щуку на уху, окуней на сковородку или хорошую рыбу на пирог-рыбник. Тогда чаще всего я вспоминаю свой спиннинг и отправляюсь путешествовать по озеру.

Остров Васильев — откуда это имя, я так и не узнал. Остров — высокий бугор среди воды. Берега его также круто уходят в глубину. Ни кувшинок, ни кустиков куги возле острова почти нет, да и полоса рдестов здесь совсем не широка. Правда, в этой полосе рдестов, окружающих Васильев остров, то тут, то там очень занятные для спиннингиста чистые от травы коридорчики, уходящие от берега в глубину…Первый заброс, дожидаюсь, когда блесна ляжет на дно, кончиком удилища отрываю ее ото дна и начинаю проводку… И тут, в самом начале коридорчика довольно мягкий, никак не окуневый и не щучий удар по блесне… Блесна — вертушка, лепесток, фирменный мепс третьего номера… Рыба почти не сопротивляется, но идет тяжело то левым, то бравым боком, как водяной змей… Подсачек — и рыба в лодке. Лещ!.. Соблазнился блесной-железкой!..

Лещ очень приличный. Тяжелый. Пожалуй, с хороший поднос. Вес два с половиной килограмма.

И снова на те же донки, настроенные специально на леща, только подлещики и в крайнем случае килограммовые лещи…

Конец зимы — начало весны. Все тоже Пелусозеро. Ночной морозец после теплого, уже совсем весеннего солнца. Под ногами полированная гладь льда. Наконец добираюсь до самой глубокой нашей «Васькиной луды». Имя луды пришло сюда от меня — это место точно указал мне мой покойный друг-товарищ Василий Климов. С вершины луды скат на глубину: с четырех до пятнадцати-шестнадцати метров. Ловлю на глубине около шести-семи метров. В лунку уходит совсем небольшая зимняя блесенка, на крючке кусочек червя… Лунка пока не отзывается. Сверлю вторую лунку, тут же третью и четвертую. возвращаюсь ко второй. Очищаю ее, немного засвечиваю. Опускаю блесну. Блесна на дне. Раз-раз-раз — покачиваю блесну — и тут же хороший удар… Окунек граммов на пятьсот.

Снова блесна уходит в лунку. Снова такое же покачивание блесной у самого дна, но пока ничего. И вдруг чувствую на крючке тяжесть. Что это? Кто7 Почему без удара?..

Рыба идет к лунке более-менее согласно. Правда, с трудом проходит в отверстие, оставленное во льду коловоротом диаметром в сто тридцать пять миллиметров… Лещ — немного поменьше килограмма.

Снова блесна на дне. Играю, как умею, блесной. Пока пусто. Собираюсь сменить лунку и снова чувствую на крючке живую тяжесть… Кто там в этот раз? Неужели еще один лещ?

Рыба вроде бы согласно идет вслед за леской, не сопротивляется, но чувствую, что она потяжелей вот этого килограммового леща. Рыба почти у самого льда… Конечно, она не пройдет в лунку… Что делать?.. Никакой помощи ниоткуда…Обрезать леску?.. Жаль прежде всего блесну, мою верную, самую надежную мою зимнюю блесенку.

Скидываю с себя полушубок, стягиваю следом свитер и закатываю как можно выше рукав рубашки. Все это время удерживаю удочку ногой, чтобы рыба ее не утащила. Подготовился к «операции», снова беру удочку в руку, выбираю леску и молю Бога, чтобы рыба сошла с крючка сама… Нет, она все еще на крючке. Подвожу рыбу снова к самому льду, опускаю руку в лунку и стараюсь дотянуться до блесны…

Наконец, блесна и голова рыбы. Ощупываю голову, не прошедшую в лунку… Батюшки, да это же опять лещ — угадываю его губы-трубку. Да какого же ты размера, если лунка мала даже для твой головы?.. Блесна освобождена. Все… Вот он, еще один лещ размером с поднос, но, увы, на этот раз не мой…

О начале нереста лещей на Пелусозере обычно рассказывает рябина: зацветет рябина и явятся на нерест лещи. Ловля сетями на это время у нас была запрещена, хотя за этим запретом, на моей памяти, никто никогда не следил, а потому нашего леща и сокращали понемногу в числе все, кто пожелает. Но вот нерест заканчивался, проходило какое-то время и сети на нашем озере снова были в законе.

Сетями я почти не занимался, хотя одна замечательная сетка у меня была — ее мне подарили в Финляндии с напутствием, чтобы я в нее как раз и поймал самого большого своего леща: сетка была со стороной ячеи в восемьдесят миллиметров, т. е. как раз для ловли такой рыбы… Но пока эта сетка лежала у меня без дела и, может быть, лежала бы так и дальше, если бы однажды по утру мой младший сынишка не забил тревогу: «Папа! Папа! Смотри! Что это?»… Вслед за сыном я выглядываю в окно и не сразу понимаю, что именно происходил возле наших мостков, с которых мы берем воду…

Сначала мне показалось, что это наша знакомая гагара, птица, умевшая отлично нырять, пожаловала к нам в гости и теперь нырнула за какой-то надобностью, выставив при этом из воды свое крыло….Но это не гагара — это не крыло птицы разгуливает среди стеблей куги у наших мостков… Это спинной плавник какой-то очень большой рыбины…Конечно, это лещ!

И тут я все-таки вспомнил о подаренной мне в Финляндии сетке, осторожно отвел от берега свою лодку и на пути возможного следования загадочной рыбы распустил снасть, сплетенную из тонкой жилки. А затем вернулся домой и вместе с сыном стал ждать, что же будет дальше.

И нашу загадочную рыбину никак не смутила моя лодка, только что отведенная от берега, а затем вернувшаяся обратно — она по прежнему продолжала разгуливать у нас под окнами… Ну, а затем все-таки наткнулась на сеть. И нам ничего не оставалось, как достать из сети эту удивительную рыбину.

И снова мы доверились нашему пружинному динамометру: лещ, широкий, тяжелый, с высоченным спинным плавником-крылом потянул за четыре с половиной килограмма.

Да, это был замечательный лещ величиной больше любого подноса, на который обычно и сейчас в деревенском доме ставят посреди стола кипящий самовар

Рыбина была, видимо, очень старая, худая, желудок ее был почти пуст… Да, простят меня любители ловить и отпускать пойманную было рыбу — я совсем из другого класса рыбаков-любителей, а потому и доставшегося нам леща мы все-таки употребили в пищу. И тут я могу подтвердить известное мне еще из моих «старинных» рыболовных книг: достигнув определенного возраста, и наши лещи тоже заметно теряют свои пищевые качества.

Если свое начальное рыболовное образование я получил возле подмосковного дачного пруда и на берегу заливного озера в пойме Москвы-реки, то обучение по программе средней рыболовной школы я проходил на берегу реки Оки, что в своем неукротимом в то время течении предстала передо мной первый раз возле села Алпатьево, всего в каком-то километре от границы Московской и Рязанской области.

О реке своего детства я рассказывал уже не раз, обязательно упоминая при этом и железнодорожную станцию Фруктовую, и Слемские Борки. Станция Фруктовая была километрах в семи выше нашего села Алпатьева, а Слемские Борки были ниже нас по течению и, в отличие от нашего села и станции Фруктовая, лежали на левом берегу реки среди заливных лугов.