Анатолий Онегов - За крокодилами Севера

От такой встречи-свидания с озером становится грустно… Грустно вспоминать прошедшие здесь годы, грустно проплывать мимо знакомых луд, островов, мысов, где всегда раньше, это ты знал совсем точно, стояли в засаде щуки. Грустно останавливать лодку над каменистым скатом с луды, зная, что вместо тяжелых окуней-колобах за твоей блесной увяжется сейчас только окунек-недомерок, который, может быть, и порадовал бы кого-то на каком-нибудь пустяшном подмосковном водоеме…

Вот так вот и не сохранили мы драгоценную чашу-озеро, переданную нам доверчивой природой, понадеявшейся на нашу чистую совесть…

Конечно, я догадывался, что известные мне северные водоемы за последние десять-двенадцать лет понесли какие-то потери, но при всей своей фантазии не мог никак предположить, что эти потери настолько велики, что почти полностью нарушили всю сложившуюся здесь когда-то систему жизни.

И натыкаясь на каждое мысу, у каждой луды на бесконечные сети, сети и сети: сети старые, брошенные, оставленные в воде, и сети, действующие, поставленные недавно, — наблюдая повсюду в воде бесчисленные толпы-скопища никчемных сорожек-крошек и таких же непутевых окуньков-палечников, я с болью все больше и больше понимал, что произошло здесь, на озере, действительно чрезвычайное событие — озеро потеряло свою былую силу.

Не порадовали меня и лесные озера-ламбушки, куда по весне могли добраться всевозможные рыбачки — и там ушлые добытчики поработали от всей души, разорив напрочь и эти, когда-то чудесные водоемы.

Собирался я было навестить Пялозеро, которое счастливо помнил по нашей последней встрече еще в мирное время. Но мой сосед-дачник от этого похода меня отговорил: мол, туда по весне за щуками давно проложили дорогу разные добытчики и так там похозяйничали, что теперь и сами туда больше не заглядывают…

Оставалось надеяться на богатое в прошлом таежное озеро, по берегам которого когда-то добывал смолу-живицу мой друг-смолокур Василий Климов. Именно откуда приносил он рассказы о необыкновенных щуках, которые, мол, и на этот раз сокрушили всю его снасть, и всякий раз после этого просил меня поделиться с ним самыми крепкими крючками и самой прочной леской… Но, оказалось, что и туда, на озеро Василия Климова, к его избушке тоже добрались оголтелые добытчики и успели основательно разорить и этот водоем задолго до моего нынешнего возвращения в знакомые мне места.

Горько вспоминая все известные мне лесные ламбушки и озера, я задержался все-таки на одном имени — Изерко. Это о нем, об этом таежном озерке, когда-то мы с сыновьями сложили немудрую песенку, которую негромко распевали всякий раз, когда навещали наше милое Изерко… «Изерко, Изерко, засверкай, как искорка, принимай по-царски нас, ну, хотя бы изредка…» И Изерко, действительно, почти всегда одаривало нас настоящими царскими подарками… Здесь на спиннинг я лавливал самых больших своих окуней. Здесь как-то в начале лета соблазнилась моим посеребрённым «шторлеком» очень приличная щука… У меня под рукой оказались тогда только шестикилограммовые весы-безмен и я вынужден был взвешивать добычу по частям — в конце концов выпотрошенная нами щука потянула в общем за двенадцать килограммов…

Изерко было недалеко от моего дома… Стоил переплыть Пелусозеро, оставить у причала лодку, а там всего ничего по сырой низинке — и перед тобой уютный водоем, украшенный по берегам замечательными лилиями… Летом добраться до Изерка несложно, но весной, когда и положено начаться нересту у щук, попасть на это озерко не так-то просто: по Пелусозеру еще лежит лед и по этому худому весеннему льду уже не перейти на другой берег. Есть вроде бы тут к моему заветному озерку и окружной путь, но этот путь-дорога по такой раскисшей, такой расплывшейся от весенней воды низине, что не каждый отважится на рискованное путешествие… Да и зачем, когда в это время щуку можно было спокойно брать и в другом удобном для этой цели месте.

Так вроде бы мое Изерко и должно было избежать весеннего погрома…

По своим соседям-дачникам, что каждый год на все очередное лето из городских жителей-пенсионеров превращаются в охотников и собирателей, я осторожно собрал нужные мне сведения о моем Изерке… Кое-кто из осторожно опрошенных мною дачников заглядывал к этому озеру, но уже по открывшейся воде, после нереста щуки, и чаще не с сетевой снастью, а именно со спиннингом и неплохо ловил там приличных щук…

К тому же там, на берегу Изерка, была и лодчонка, моя лодка- «железка», подаренная мне когда-то друзьями-товарищами. Этой лодкой я пользовался до тех пор, пока не обзавелся настоящей шитой посудинкой, а затем затащил ее под крышу дома и держал там на всякий случай. Для меня такой случай прежде так и не наступил, и, расставаясь с озером, передавая его своим сыновьям, я наставлял их беречь эту лодку — «железку»: мол, ничто не вечно — сгниют наши шитые лодки, вспомните тогда и об этой посудине. И лодка-«железка» благополучно оставалась, покоиться на чердаке до того лета, когда мои сыновья однажды не навестили свой дом… Посчитав, что прежние хозяева в свое жилище уже никогда не вернутся, мои хозяйственные соседи вынесли из моего дома решительно все, что можно было унести и, конечно, не забыли тут и о лодке-«железке», которую в конце концов и перетащили на Изерко, где с помощью этой посудинки и упражнялись в спиннинговой ловле.

Там, на Изерко, лодка и зимовала, вроде бы пока не сгнила, как доложили мне новые хозяева нашей деревни и всех окружающих деревню лесов и водоемов. И, разыскав в конце концов все у тех же моих соседей весла от своей лодки-«железки», сработанные когда-то моими руками, я и стал готовиться к встрече с давно запавшим мне в душу озером-ламбой…

На свидание с Изерко я отправлюсь завтра, с утра пораньше. Это будет последний день моего пребывания здесь, на берегу Пелусозера. К отъезду я уже более-менее приготовился, проверил машину, собрал почти все вещи. Убрал в чехол удочки и те спиннинговые удилища, которые мне завтра вроде бы не пригодятся. Осталось только просмотреть блесны и выбрать из них те, которые могут подойти для завтрашней рыбной ловли.

Я раскрыл свои коробочки с блеснами и стал их просматривать, неспешно вспоминая то, что было связано с той или иной снастью…

Большой посеребренный «шторлек», на который как раз и была поймана когда-то в Изерко очень приличная щука, я оставлю дома. Из колеблющихся блесен возьму с собой только небольшой белый «атом» — тоже посеребренный в отработанном фотографическом фиксаже. На это блесну когда-то я добыл почти всех своих щук в Пелусозере. Успешно ловил я на эту блесну и в Изерко. Все остальные колеблющиеся блесны, и отечественной и заграничной работы, привезенные когда-то мной из страны Суоми, останутся дома.