Ян Линдблад - В краю гоацинов

Потом я еще раз учуял запах кошки примерно в том же месте. К моему великому сожалению, Атти некоторое время спустя застрелил оцелота недалеко от упомянутого выше камня…

Как бы то ни было, мои наблюдения склоняют меня к выводу, что ягуар переходит в нападение тогда, когда ему что–то угрожает, скажем, при встрече с человеком на тропе. Сперва он замирает на месте, и самое разумное — последовать его примеру. Несчастный мальчуган, который обратился в бегство, сам того не ведая, заставил сработать столь легко возбуждаемый охотничий инстинкт. Тот же инстинкт побуждает ягуара атаковать агути — действительного или мнимого. Слух вообще играет важную роль, когда ягуар преследует небольших животных. Убежден, что ягуар бросается на человека по ошибке. Случаи такого нападения очень редки, а ведь ягуар, наверно, часто видит проходящих мимо людей, сам оставаясь незамеченным благодаря камуфлирующей окраске.

Пятнистая окраска указывает на то, что ягуар приспособлен для жизни в лесу. Но когда поселенцы стали разводить в саваннах скот, легкая добыча соблазнила зверей, и они начали совершать ночные налеты на стада, вынуждая владельцев ночами дежурить на высоких платформах над коралями, куда загоняют скот после дневного выпаса. Теперь–то такие налеты большая редкость, но все же отдельные ягуары специализируются на домашнем скоте.

Пока не было спроса на шкуры, одни только поселенцы и стреляли ягуаров. Для индейцев ягуар был чуть ли не священным животным, в старые времена его охраняло табу, и нарушителя запрета ожидала кара небес — верная смерть грозила его сыну. Атти убил своего первого ягуара, обороняясь. И впоследствии потерял одного сына; по местным понятиям это и было карой.

Но поскольку он уже поплатился, его примерно через год попросили застрелить другого ягуара, нападавшего на скот. Вместе с еще одним охотником Атти устроил ночную засаду на дереве, под которым лежала зарезанная зверем корова. Услышав, что хищник вернулся к добыче и рвет ее зубами и когтями, Атти посветил карманным фонариком и выстрелил. Ягуар бросился к дереву, на котором сидел охотник, и повис на суку возле его ног.

— Я не знал, что и делать, сижу и свечу на него фонариком, — рассказывал потом Атти: он не успел перезарядить ружье.

Зверь ревел от ярости и боли, наконец сорвался, упал на землю и испустил дух.

Рассказывая про свои встречи с ягуарами, Атти выражает сожаление, что в то время на шкуры совсем не было спроса.

Атти — искусный охотник; не один оцелот был обманут его подражанием голосу агути, попавшего в беду. Атти и еще десяток тысяч искусных или скверных охотников выслеживают, убивают, подранивают ягуаров, пум и оцелотов. Понятно, скупщики бракуют немалую часть добычи — одни шкуры испорчены дробью, другие источены термитами. Глядишь в Стокгольме на какую–нибудь нарядную даму, увлеченную закупками на рождество, и спрашиваешь себя: сколько же всего животных было убито, чтобы она могла пощеголять в пятнистой шубе, если учесть, что на шубу из ягуара уходит минимум пять хороших шкур, а на шубу из оцелота — и все четырнадцать… Только в одном из наших универмагов я насчитал тридцать две шубы из шкур пятнистых кошек.

То, что сказано здесь о ягуарах и оцелотах, в такой же мере относится к леопардам. Целая вереница людей, от охотника в дебрях до скорняка в индустриализированной стране, действует, ничуть не задумываясь над последствиями своих поступков. А между тем многим представителям кошачьих угрожает полное истребление.

Когда будет запрещена торговля шкурами пятнистых кошек?

( Гоацин — птица, распространенная в лесах северо–восточной части Южной Америки. )

В охране животных был один способ, который тысячи лет действовал безотказно, но и он теряет силу в наш просвещенный век — суеверие. Какие–то животные считались неприкосновенными, их не полагалось убивать. Отменно была поставлена «охрана животных» у египтян: кто осмелился бы поднять руку на священного ибиса и навлечь на себя гнев всемогущих богов? У древних викингов неприкосновенным был ворон. Суеверие охраняет в наши дни сороку. У нас считается дурной приметой убить паука.

Индейцу, убившему ягуара, как я уже говорил, грозит потеря сына. В Южной Америке по сю пору жив страх перед этой карой. Местные жители считают, что лучше не носить шубки из ягуара. Хоть бы это суеверие распространилось на весь мир…

Один из самых удивительных и самых беззащитных представителей пернатых водится в наиболее густо населенных областях Гайаны — и уцелели эти птицы прежде всего благодаря табу. Речь идет о гоацине, которого в приморье прозвали «Вонючая Ханна». Интересно, что на юге граница его распространения резко обрывается: на суринамской стороне реки Корантейн гоацинов нет, зато их много по рекам гайанского приморья, включая гайанскую сторону Корантейна! Меня поразил этот факт, а объясняется он отношением человека к этой птице. По берегам суринамских рек, где прежде водился гоацин, живут потомки негров–рабов, некогда бежавших с голландских плантаций. В Гайане индейцы ловили беглецов и выдавали их англичанам; в Суринаме у европейских поселенцев не было такого сотрудничества с индейцами, и беглые рабы находили себе убежище. Потомки их живут в деревушках вдоль рек, кормятся главным образом тем, что изготовляют сувениры. Замечательные деревянные изделия этих умельцев находят сбыт далеко за пределами страны.

Многие увезенные в рабство негры занимались охотой у себя в Африке. На новом месте они продолжили промысел так эффективно, что в окрестностях деревень почти вся дичь перевелась. Подстрелить большого неуклюжего гоацина было очень просто. В итоге весь вид был истреблен.

По берегам гайанских рек, облюбованных гоацинами, тоже селились люди, притом гораздо больше, чем на суринамских реках, однако число птиц не убывало, а скорее прибывало.

Я убежден, что это связано с религиозными представлениями местных жителей, в том числе переселенцев из Индии.

Когда я первый раз попал на реку Махайкони, где в изобилии водятся гоацины, мы пристали к берегу возле дерева с гнездом. Вместе со мной в лодке сидел Рам Сингх. В это время мимо проходила другая лодка; один из сидевших в ней встал и, шутливо грозя кулаком, крикнул:

— Рам, вечное проклятие поразит тебя, если ты тронешь хоть одну птицу!

Рам много лет собирает для музеев птичьи яйца, отлавливает птенцов и взрослых птиц, и его хорошо знают в этих местах.

— Эту птицу мы не трогаем, — говорили мне индейцы.

Но объяснить, откуда пошло это табу, никто не мог. Возможно, первые же прибывшие сюда индейцы пришли к выводу, что гоацин непригоден в пищу из–за того самого качества, которое породило кличку «Вонючая Ханна». Вероятно, присущий мясу гоацина резкий запах спасал птицу от хищников. В этой области он же спасает ее от людей, тогда как в Суринаме беглые рабы от голода готовы были все съесть.